Ржевская мясорубка. Борис Горбачевский

как же, первый в моей жизни важный гражданский поступок, совершенный ради людей, – и кончилось все ничем! А лично для меня – мелкой местью, изгнанием из артиллерии.

      Помните, у Александра Трифоновича Твардовского в его бессмертной поэме «Василий Теркин»:

      По дороге прифронтoвой,

      Запоясан, как в строю,

      Шел боец в шинели новой,

      Догонял свой полк стрелковый,

      Роту первую свою.

      Вот так и я шел по дороге в «полк стрелковый, в роту первую свою».

      Через некоторое время стало известно, что мои усилия все же не пропали даром. Пьянки прекратились. Лучше стала еда. Комиссар возобновил посещения батареи, принося газеты. Лошадям стали выдавать овес по норме. Возобновились занятия.

      Но душу ранило гадкое чувство полной беззащитности. Известно, что самые высокие душевные порывы оборачиваются пустым звуком, если за ними не следуют конкретные поступки. Я получил серьезный урок, и он не пройдет даром. С тех пор я усвоил одно правило и стараюсь его придерживаться: не жди поддержки и одобрения; если уверен в своей правоте – действуй.

      Глава третья

      В стрелковой роте

      Июль – август 1942 года

      Фронт лихорадит

      Итак, я пехотинец! «Умник – в артиллерии, щеголь – в кавалерии, пьяница – во флоте, а дурак! – в пехоте». Что ж, в пехоте так в пехоте, мы не гордые.

      В стрелковой роте меня сразу определили в отделение, командовал которым – о радость! – наш Шурка. Он сразу стал рассказывать о ситуации. Недовольство бойцов вызывал ротный старшина, и в первый же день я стал свидетелем стычки между ним и Шуркой.

      – Почему мы до сих пор не получаем почту?! – возмутился Шурка.

      Старшина, пожав плечами, безразлично ответил:

      – Почта не входит в обязанности старшины. Наше дело – подать вовремя заявочку, обеспечить солдата жратвой и боеприпасами. А ваше дело, сержант, – воевать с немцем.

      Шурка завелся:

      – Вы что ж, товарищ старшина, не собираетесь воевать вместе с нами?

      Помолчав, старшина ответил:

      – Как будет приказано.

      За годы войны у меня скопилась целая «коллекция» самых различных образчиков старшин. Этот был уже четвертым. «Серая личность» – таково было мнение бойцов, и я его разделял.

      Не успел устроиться в стрелковой роте, привыкнуть к новому отделению, понять свои нехитрые обязанности, как полк внезапно подняли по тревоге, и спустя пару часов вся дивизия уже двигалась ускоренным маршем к ближайшей станции. Всю ночь шли, не зная, куда и зачем нас ведут. Что, если гитлеровский зверь вновь прыгнул на Москву?.. Кто-то напомнил слова комиссара: «Смертельная опасность нависла над страной: немец рвется к Волге!» Точку самым разным слухам поставил, как часто бывало, солдатский телеграф: дивизию срочно отправляют под Сталинград!

      За ночь отшагали километров тридцать. Утром я впервые увидел командира дивизии. Он стоял на обочине дороги возле «эмки» и спокойным внимательным взглядом провожал идущее мимо воинство. Высокий, стройный,