Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

дочке твоего слесаря Сьянова? Ах! воскликнула вдруг Надя и, закрыв лицо руками, стала качаться из стороны в сторону. – Ах, господи, что я наделала!

      – Что это? Надя! – Леонид Иванович еще заметнее встревожился.

      – Ты знаешь, ведь я с ним целый год не здоровалась! Один раз мы сошлись на узкой дорожке – и я голову в сторону отвернула! И он понял, пожалел, пожалел меня! Он тоже сделал вид, что не заметил меня или не узнал!

      Леонид Иванович неуверенно засмеялся, положил руку Наде на плечо.

      – Вы проявили невоспитанность. Но при чем здесь я?

      – Ты совершенно ни при чем? – тихо спросила Надя, и Леонид Иванович опять развел руками.

      – Хоть бы не оправдывался, – опять заговорила Надя, взглянув на мужа. Я теперь не знаю, как с ним встречаться. Господи – ватмана лист поскупился дать! Не поскупился, а хуже – поленился пальцем пошевелить! Бумаги клок человеку не дал!

      – Милая, это судьба индивидуалиста. Если бы он был в коллективе – ему дали бы ватман. Кто же с ним, с кустарем-одиночкой, считаться будет?..

      – Значит, ты прав? – прервала его Надя. – Никто не будет считаться? Совершенно никто? На чем же он чертит?

      И Леонид Иванович пожал плечами, ничего не сказав.

      – Что я вижу… Во всем нашем разговоре… – сказала Надя тихо и вздохнула. – Есть у людей свойство – думать чувствами. Вот я не знаю человека, не имею перед собой его анкеты и с первого взгляда решаю: он симпатичен! Он приятен! Мне хочется быть в его обществе. Я ему верю. Я угадываю, что ему трудно живется. Замечал ты за собой такое?

      – Это ты верно, конечно…

      – Так вот, «верно». Мне кажется, что я тебя всегда побеждаю в споре чувств. Хоть ты и доказываешь мне логически, что ты прав. Иногда доказываешь… Да-а… – она задумчиво посмотрела на стену, туда, где висела фотография молодого Дроздова. – Ты был лучше тогда.

      – Валяй, валяй, – сказал Дроздов. Быстро поднялся и заходил по ковру.

      – Если бы здесь была аудитория, – сказала Надя, – человек на триста, твое красноречие завоевало бы их. Заговорить бы их ты смог, а мне бы ты просто не смотрел в глаза. Только нет ее, аудитории – нет. И ты мне смотришь в глаза. И я вижу, что ты не можешь мне ничего возразить. Скажи-ка мне, Леня, что ты сейчас задумал?

      – Когда?

      – Сейчас. Пять минут назад. Почему встал и начал ходить, как ты ходишь сейчас?..

      – Надя, это же невозможно! Ты прямо прокурор! Да, я думал кое-что… Насчет авдиевской машины…

      – А что с нею?..

      – Да так… технические неполадки.

      – А еще о чем ты подумал? Когда вскочил и зашагал?

      – Вот о том. Больше ни о чем.

      – Значит, ни о чем? Ну, ладно. Иди спи.

      Леонид Иванович поцеловал жену в щеку и, чуть слышно отдуваясь, ушел в спальню.

      На следующий день в доме Дроздовых начались сборы в дорогу. Грузовик привез с комбината ящики из хорошо прифугованных белых досок. Мать Леонида Ивановича и Шура сразу же начали укладку посуды. Дня через три, когда все было уложено, паровозик