Улисс. Джеймс Джойс

позвал снизу, из башни:

      – Маллиган, вы где, наверху?

      – Сейчас иду, – откликнулся Бык Маллиган.

      Он обернулся к Стивену и сказал:

      – Взгляни на море. Что ему до всех оскорблений? Бросай-ка лучше Лойолу, Клинк, и двигаем вниз. Наш сакс поджидает уже свой бекон.

      Голова его задержалась на миг над лестницей, вровень с крышей.

      – И не хандри из-за этого целый день. У меня же семь пятниц на неделе. Оставь скорбные думы.

      Голова скрылась, но мерный голос продолжал, опускаясь, доноситься из лестничного проема:

      Не прячь глаза и не скорби

      Над горькой тайною любви,

      Там Фергус правит в полный рост,

      Владыка медных колесниц.{29}

      В мирном спокойствии утра тени лесов неслышно проплывали от лестничного проема к морю, туда, куда он глядел. У берега и мористей водная гладь белела следами стремительных легких стоп. Морской волны белеет грудь. Попарные сплетения ударений. Рука, перебирающая струны арфы, рождает сплетения аккордов. Слитносплетенных словес словно волн белогрудых мерцанье.

      Облако медленно наползает на солнце, и гуще делается в тени зелень залива. Он был за спиной у него, сосуд горьких вод{30}. Песня Фергуса. Я пел ее, оставшись дома один, приглушая долгие сумрачные аккорды. Дверь к ней была открыта: она хотела слышать меня. Безмолвно, с жалостью и благоговением, я приблизился к ее ложу. Она плакала на своем убогом одре. Над этими словами, Стивен: над горькой тайною любви.

      Где же теперь?

      Ее секреты в запертом ящичке: старые веера из перьев, бальные книжечки с бахромой, пропитанные мускусом, убор из янтарных бус. Когда она была девочкой, у ее окошка висела на солнце клетка с птицей. Она видела старика Ройса в представлении «Свирепый турка» и вместе со всеми смеялась, когда он распевал:

      Открою вам,

      Что рад бы сам

      Я невидимкой стать.

      Мимолетные радости, заботливо сложенные, надушенные мускусом.

      Не прячь глаза и не скорби.

      Сложены в памяти природы{31}, вместе с ее детскими игрушками. Скорбные воспоминания осаждают его разум. Стакан воды из крана на кухне, когда она собиралась к причастию. Яблоко с сахаром внутри, испеченное для нее на плите в темный осенний вечер. Ее изящные ногти, окрашенные кровью вшей с детских рубашонок.

      Во сне, безмолвно, она явилась ему, ее иссохшее тело в темных погребальных одеждах окружал запах воска и розового дерева, ее дыхание, когда она склонилась над ним с неслышными тайными словами, веяло сыростью могильного тлена{32}.

      Ее стекленеющие глаза уставились из глубин смерти, поколебать и сломить мою душу. На меня одного. Призрачная свеча освещает ее агонию. Призрачные блики на искаженном мукой лице. Громко раздается ее дыхание, хриплое, прерывающееся от ужаса, и, став на колени, все молятся. Взгляд ее на мне, повергнуть меня. Liliata rutilantium te confessorum

29

«Не прячь глаза…» – строки из стихотворения В. Б. Йейтса (1865–1939) «Кто вслед за Фергусом» (перевод Г. Кружкова). Следующий абзац построен на скрытых цитатах из этого стиха, который Джойс необычайно любил и почитал едва ли не лучшим во всей мировой поэзии.

30

«Горькие воды» – выражение из Книги Чисел 5, 18.

31

Память природы – понятие из учения английского теософа А. П. Синнета (1840–1921), одна из версий общетеософской концепции Универсальной Памяти, где хранятся все события и идеи от сотворения мира.

32

Ее секреты… могильного тлена. – Весь этот пассаж почти буквально – из «Триестской записной книжки».