Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник). Йохан Хёйзинга

de leur trouppeau¹⁹.

      Сицилии король

      С супругою не раз,

      В зеленую юдоль

      Пришед, овечек пас.

      Лишь посох да еда

      В суме – ему и ей,

      Приволье – и стада

      Средь вереска полей.

      Иной раз пастораль может послужить поэтической формой злейшей политической сатиры. Здесь нет творения более необычного, чем большое буколическое стихотворение Le Pastoralet²⁰ [Пасторалет]. Один из приверженцев партии бургиньонов облекает в сей прелестный наряд убийство Людовика Орлеанского, стремясь оправдать злодеяние Иоанна Бесстрашного и излить ненависть бургундской партии к Орлеанскому дому. Пастушок Леоне – это Иоанн, пастушок Тристифер – Людовик, и все в целом выглядит как причудливый танцевальный спектакль, разыгрываемый среди трав и цветов; даже битва при Азенкуре оборачивается здесь костюмированной пасторалью²¹.

      На придворных празднествах в пасторальном элементе никогда не ощущается недостатка. Он великолепно подходит для маскарадов, которые как entremets придавали блеск праздничным пиршествам; помимо этого, он оказывается особенно удобным для политической аллегории. Изображение князя в виде пастуха, а подданных в виде стада приходило и с другой стороны: отцы Церкви учили, что истоки государства лежали в пастушестве. Библейские патриархи были пастухами; праведная власть – светская так же, как и духовная, – это власть не господина, а пастыря.

      Seigneur, tu es de Dieu bergier;

      Gardes ses bestes loyaument,

      Mets les en champ ou en vergier,

      Mais ne les perds aucunement,

      Pour ta peine auras bon paiement

      En bien le gardant, et se non,

      A male heure reçus ce nom²².

      Господь призвал тебя, сеньор,

      Пасти овечек со стараньем,

      В полях, в садах, по склонам гор,

      Храня с заботой их и тщаньем;

      Труд обернется воздаяньем,

      Коль сохранишь их, если ж нет –

      За титул сей ты дашь ответ.

      В этих строках из стихотворения Жана Мешино Lunettes des princes [Очки князей] и речи нет о собственно пасторальном представлении. Но как только дело касается зрелища, все сливается воедино. Entremets на свадебных торжествах в Брюгге в 1468 г. славит царственных дам былых времен как «nobles bergieres qui par cy devant ont esté pastoures et gardes des brebis de pardeça»²³ [«благородных пастушек, которые присматривали и заботились некогда о тамошних (то есть нидерландских) овечках»]. Театральное представление в Валансьене в 1493 г. по случаю возвращения Маргариты Австрийской из Франции являло картину возрождения страны после опустошения – «le tout en bergerie»²⁴ [«и все это по-пастушески»]. Нам всем знакома политическая пастораль в Leeuwendalers^6*. Представление о князе как о пастухе запечатлел и Wilhelmus^7*:

      …Oirlof mijn arme schapen

      Die sijt in grooter noot,

      Uw herder sal niet slapen,

      Al sijt gij nu verstroyt.

      …В беде овечки сущи,

      Избегнете невзгод,

      Вас ждут родные кущи,

      Ваш пастырь не заснет.

      Даже в реальной войне играют с пасторальными представлениями. Бомбарды Карла Смелого в битве при Грансоне зовутся le berger et la bergière [пастух и пастушка]. Когда французы в насмешку над фламандцами называют их пастухами, непригодными