Там, за Невидимым Пределом. Андрей Павлович Глебов

чного отпора супостатам, да не тут-то было. Игмеды снюхались с онлавами и ударили совместно. Хан Эншехир опытен, на кривой козе его не объедешь. Но втемяшилось в его упрямую башку захватить-таки калиновскую столицу. А самому не под силу, дважды зубы ломал об этот орешек. И вот сподобил онлавов в поход с собой выступить.

      – Сзывайте мужиков со всех весей, – скомандовал воеводам князь Людота. – Сами не совладаем с врагом.

      И отправились гонцы из дебрей лесных по рекам, ручейкам и тропинкам в Сохатое и Гагановое княжества собирать воинство на сечу. Покуда собирался народец калиновский, Кумогоры тем временем вооружались да кипятили смолу в котлах на случай осады. В кузнях ковали багры – врагов с коней стаскивать. Ребятня день деньской строгала стрелы. Лишь немощные и полуслепые старики маялись бездельем, не имея сил чем-либо помочь.

      Людота стакнулся с Эншехиром ещё на подходе к Метелице: когда за спиной вода, то и воевать сподручнее. Половина войска ханского так и не умылась из Метелицы, но и калиновцы поредели. Пал в бою и сам Людота. Эх, крепкий князь был! Правил землями по-хозяйски: и бояр не забывал, и с народа подати не драл в три шкуры. А что за княжество без князя? Всё равно, что плуг без пахаря: силу людскую кто-то направить должен, а иначе всё пустое будет.

      Воеводы кумогорские, само собою, начали за власть цапаться: наследника-то у Людоты не было! Хоть супостатов помяли и пощипали, но видать не до конца уморили – зубом на калиновцев так и щёлкают.

      Эншехир не решился сразу на Кумогоры двинуться: надумал войску отдых дать и силы прикинуть. И вот, наконец, на берегу ханская конница выстроилась. Два дня кумогорцы и Эншехир друг на друга через реку пялились. Потом вражина стал плоты вязать, чтоб лошадей и всё остальное через речку перетащить.

      Калиновцы ощетинились пиками, разогрели смолу, заготовили стрелы с паклей, чтобы жечь неприятеля на воде. Поигрывая кистенями, взирали на конников с дубовых стен.

      Эншехир выехал к орде на белом жеребце. Дорогая сбруя сверкала на солнце, позвякивала. Игмеды и онлавы приветствовали хана криками.

      Кумогорцы за сборами следили внимательно. Когда из-за деревьев показался хан, на стенах столицы кто-то крикнул:

      – Сам вышел, стервец! Сейчас ему пятки-то поджарим.

      – Ага, жди! Полезет он в пекло! Так с коня и не слезет!

      – Экий гусак! – проговорил ополченец, глядя на неприятельский берег из-под руки. – Небось, самому-то штаны мочить не хочется, других посылает.

      – У них и без речки штаны намокнут!

      На стене грянул хохот. Девицы давились смехом, закрывая рты платками; дружинники и мастеровые, не в силах вымолвить ни слова, тыкали пальцами на тот берег, корчась и вытирая набегавшие слёзы.

      Порыв ветра донёс хохот до ушей Эншехира.

      – Чему рады загорцы? – спросил он тысяцкого.

      – Не знаю, но когда враг смеётся перед боем – это плохой знак, мой хан.

      – Заткнись! – взревел полководец.

      Тысяцкий опустил глаза к земле, отступая. Эншехир обвёл твёрдым взором войско и кивнул.

      – Давай! – прокатилась команда по всему берегу.

      С гиканьем и воплями игмеды и онлавы принялись сталкивать плоты в Метелицу. На реке плотов было как листьев на осенней луже. Враги жаждали крови. Смех среди загорцев поутих.

      – Эх, только бы до завтра дожить, – говорил шестнадцатилетний белокурый парнишка, теребя пальцами ворот рубахи. Рядом его отец перекидывал из руки в руку боевой топор.

      – Ничего, Белогур, не впервой учить незваных уму-разуму, – повторял Увар сыну. – Посмотришь, как это делается, а потом и своих детей научишь. Вот накостыляем этим рожам и снова заживём счастливо.

      Едва плоты приблизились к песчаному бережку, как из-за стен полетели булыжники. После первого залпа десятка два врагов свалилось в воду. Гребцы старались вовсю. Стрелы тёмными стаями взвились в воздух, на брёвнах началась суматоха. Игмеды, суетясь, сталкивали друг друга в Метелицу.

      – Вот так, братки, окунитесь! – приговаривал отец Белогура.

      Плоты подошли к берегу. Только показалось дно, самые нетерпеливые попрыгали в воду и кинулись к стенам Кумогор. Тут же взметнулись приставные лестницы – будто саранча налетела. Загорцы сбивали врагов пиками. Те с воплями падали вниз в заросли полыни и лопухов. Завязались поединки и на стене. Первые смельчаки вступили в бой.

      Увар махал топором, не забывая поглядывать на сына, который рядом орудовал мечом. Белогур, крепкий в отца, в свои шестнадцать был выше игмедов и онлавов на полголовы, а некоторых и на целую голову. Рубился он старательно, удерживаясь от гнева. Гнев в таких делах – плохой советчик и только силы отбирает.

      Сражающиеся скользили на пролитой крови. Обезглавленные трупы, рассечённые тела падали одни на другие. На них валились воины, пронзённые пиками, мечами и саблями; отовсюду слышались стоны умирающих, а с реки подходили новые силы.

      – Эх, соседи не успеют подтянуться, – в перерывах между ударами сетовал Диян, княжеский дружинник.

      – Авось