Противостояние. Юлиан Семенов

Я сказал, что погибать надо с музыкой, а лучше не погибать, а обзавестись. Он спросил, что значит “обзавестись”, и в глаза мне не смотрел, поэтому я сказал, что обзавестись надо ножами, чтоб большевиков резать тогда, когда патроны кончатся. Может, они мне сейчас клеить станут, что я клеветал на экономическую мощь рейха? Отвечу, что я имел в виду патроны в моем мешке, а не на заводах Германии».

      Он сыграл испуг, взметнулся на койке, но рука еще сильнее сжала его плечо: над ним стоял офицер в черном.

      «Ну, точно, сейчас поволокут, – понял он. – Где ж я что мог ляпнуть-то, а?»

      – Одеваться? – спросил Кротов шепотом.

      Черный кивнул:

      – Только тихо, чтобы не разбудить соседей…

      И вышел из блока.

      …В комнате лагерного коменданта было трое: тот, в черном, один в форме зеленых СС и один в штатском. Штатский заговорил на хорошем русском:

      – Мы пригласили вас потому, что верим вам. Тот досадный инцидент, который имел место быть год назад, забыт. Согласны подписать бумагу, которая гласит, что вы будете расстреляны на месте за разглашение тайны, в которую вас посвятят?

      – Я такую бумагу подписывал, когда меня к большевикам первый раз забрасывали, и здесь, в лагере, подписывал.

      – Вас забрасывала армейская разведка, здесь вы работаете на гестапо, а сейчас вы приглашены СД.

      – Спасибо за доверие…

      – Итак, вы готовы?

      – Готов… Только интересуюсь, что за дело, если оно еще одной такой бумаги требует?

      – Вы что, еврей, Кротов? – спросил тот, что был в зеленой форме СС. – Только жиды так торгуются. Это недостойно человека, которому позволено связать свою судьбу с рейхом.

      Кротов спросил:

      – Где бумага?

      Штатский открыл папку, достал оттуда листок с приколотой фотографией Кротова, подвинул ему, протянул перо. Кротов машинально отметил, что «Монблан», если с золотым пером, стоит семьдесят марок, большие деньги; подписал, не читая, тем более что они со своим готическим шрифтом совсем озверели, это у них Розенберг сказал: «Каждый немец должен писать лишь готикой, это угодно нашему национальному духу, это отличает нас ото всех других европейцев, это старина и традиция, а нация вне традиций утрачивает самое себя».

      Штатский подвинул себе листочек, достал из другой папки лист бумаги, где был крупно выпечатан образец подписи Кротова, сравнил, удовлетворенно улыбнулся, спрятал обе бумажки в третью папочку:

      – А теперь пройдите в ту дверь, там вас ждут…

      За металлической дверью, в комнате, сидел небольшого роста человек, тоже в черном; дымчатые очки закрывали его и без того маленькое лицо, сморщенное болезнью.

      – Здравствуйте, Кротов, садитесь, – сказал он с чуть заметным акцентом.

      Кротов оглянулся – стула в комнате не было. Собеседник словно бы и не заметил этого, продолжал:

      – Вы удостоены большой чести, Кротов, чести и доверия рейха, запомните это. Излагаю суть дела: великий фюрер германской нации Адольф Гитлер издал приказ о тотальной эвакуации всех тех