Казаки в Абиссинии. Петр Краснов

где у него тоже грязная подушечка, и тащит, согнувши сухие волосатые ноги, эту тяжесть один. Да еще посмеивается.

      Арабы на спорную и веселую работу конвоя смотрят с удивлением.

      – Москов ашкер – хорош! – говорят они и смеются, скаля свои белые зубы.

      Итальянский консул с опасением осведомляется каждый день у господина Пчельникова о казаках.

      – Что они делают?

      – Сегодня и вчера работали в таможне. Чинили ящики, перекладывали грузы.

      – И царские подарки трогали? – с ужасом спрашивает консул.

      – Да.

      – И вы это сами видели?!

      – Ну да.

      – При вас это было?

      – Да, при мне.

      Консул волнуется и кипятится.

      – Ну вот, сейчас видно, что вы молодой человек, неопытный, да разве можно это позволить – растащат!

      За табльдотом я сижу против итальянского консула: он сердито ест, чавкая толстыми губами. «Бедный, бедный!» – думаю я.

      1 (13) ноября, суббота. Ночью лил проливной дождь, и утром еще немного моросит. Это в Порт-Саиде редкость. После утренних занятий водил людей на прогулку по берегу моря. Собирали раковины, смотрели крабов. Назад вдали от города по берегу моря прошли с песнями. Вечером офицеры и врачи, не уехавшие в Каир, собирались в цирк. По темным улицам пробрались к палатке, собранной из грубого холста. Народа не видно, музыки не слышно. Француз, содержатель цирка, объявил, что сегодня по случаю холода представления в цирке нет. Холода! – когда мне без пальто в одном сюртуке было слишком тепло.

      – Что же у вас есть интересного? – спросили мы у содержателя цирка.

      – О! Есть вещи, достойные внимания: слон, два русских, осел, обезьяна, японец.

      – Что же они делают у вас, эти русские?

      – О, они умеют прыгать, кувыркаться – они очень интересны.

      Итак, назавтра нам предстояло удовольствие увидеть двух русских, которые умеют прыгать, кувыркаться наряду со слоном и ослами. Приятная перспектива для русского!

      Возвращаясь из цирка в отель, мы услышали в маленькой гостинице чудную игру на скрипке с аккомпанементом арфы. Заглянули в окно. Небольшая передняя отеля установлена столиками, два юноши-англичанина валяются на соломенных кушетках, куря папиросы и заигрывая с белокурой мисс, сейчас с картинки на конфетной коробке. В самом углу скромно приютились два мальчика-итальянца. Старший, лет четырнадцати, играл на скрипке, младший, лет семи, бледный и худой, очевидно, больной, аккомпанировал, полулежа в кресле, на арфе. Соблазн послушать европейскую музыку в Порт-Саиде в чудную лунную ночь, в заснувшем городке, играющем роль всесветной почтовой станции, был слишком велик – мы зашли.

      Музыканты оживились. И среди ночной тишины в пустынном кафе раздались чудные звуки серенады Брага. Сколько воспоминаний пробудили они! Они перенесли нас на минуту в Петербург, на родину, в Россию…

      Вернувшись, я прошел в команду. Люди спали на кошмах и на бурках. Дежурный сидел в углу и при свете лампы читал