Боже мой, какая прелесть!. Оксана Обухова

минут назад и обратно. Я это заметила, так что, когда предъявим часики твоему лейтенанту, никаких сомнений уже не окажется. Сцапают мерзавца. Понял? – Я нагнулась и заглянула мальчику в глаза.

      Там не было жизни. И даже мысли не проскальзывали.

      – Так, ладно. – Я разогнулась. – Не хочешь сам звонить, позвоню я. – И пошла к тумбочке возле входной двери, где лежал клочок бумаги, исписанный капитаном Стрельцовым. – Мне все равно позвонить велели…

      – Нет! – крикнул мне в спину Антон. – Нет, не надо, не звони!

      Я резко повернулась.

      Широко распахнутыми глазами Антон смотрел на меня секунд пять-шесть, потом скривил лицо, зажмурился и из-под крепко стиснутых ресниц внезапно полились слезы. Обильные и крупные. Они стекали по щекам, капали на грудь, но мальчик не пытался ни скрыть их, ни утереть. Сидел стиснув губы и веки и, задерживая дыхание, беззвучно плакал.

      Я подскочила к ребенку, потрясла за плечо и, впихнув силком сквозь сжатые пальцы чашку с остывшим чаем, заставила сделать глоток:

      – Пей, Антоша, пей. Надо успокоиться и пере стать реветь.

      Глоток за глотком, проталкивая воду через сопротивляющееся горло и захлебываясь, мальчик выпил все до дна. Я перехватила чашку, вернула ее на стол и, сев рядом, обняла за плечи маленького гостя.

      – Ну, ну, успокойся. Скажи, что случилось?

      – Он… они… – всхлипнул мальчик. – Они к мамке приходили…

      – Кто – они, Антоша? Кто? – потряхивая парнишку, я не столько утешала, сколько взбадривала.

      – Они… они… Я не знаю! Они пришли, сказали: отдай диск с информацией и письмо! Отдай! А мамка ничего не знала! Ей плохо стало! Ее в больницу увезли! – Мальчик почти кричал, и злая растерянность высушивала слезы. – Я убью их! Я их всех, гадов, убью!

      Конечно. Что еще может пообещать плачущий ребенок каким-то далеким виртуальным врагам? Только убить их всех.

      Я не нашла ничего лучшего, как только вставить:

      – А давай убьем их вместе?

      Серьезно так сказала, убедительно.

      Антон оторопело посмотрел на меня и хлюпнул носом.

      Не исключено, что я нашла единственно правильные слова, заставила его задуматься – ты, Саша, смеешься надо мной или бредишь? – и хоть на время вынырнуть из слез и причитаний.

      – Ты кока-колу будешь? – спросила так же серьезно.

      – Что? – моргнул пацанчик.

      – Я говорю: ты кока-колу будешь? У меня пара баночек в холодильнике завалялась…

      – Буду, – растерянно кивнул Антон.

      – Ну вот и ладушки, – проговорила я, вставая. —

      Сейчас холодной водички выпьешь, совсем успокоишься и расскажешь мне все по порядку.

      Маленький взрослый мужичок тянул ледяную воду через толстую соломинку, морщился – от холода ломило зубы и скулы – и выглядел на самом деле взрослым и сосредоточенным.

      Я в тот момент говорила:

      – Давай, Антон, поступим так. Ты мне расскажешь в деталях, кто и почему приходил к твоей маме. Что требовал отдать. Начнем с того – принадлежала ли эта вещь твоей тете Лизе?

      – Да, –