Записные книжки. Петр Вяземский

ознакомились с обществом на разных ступенях; имеете наблюдательность и сметливость.

      – А не пишу романа, – отвечал NN, – потому что я умнее многих из тех, которые пишут. Мой ум не столько произрастительный, сколько сознательный и отрицательный. Подобные умы знают положительно, чего делать они не могут.

      Ум и умение – две вещи разные. У одного лежат дома ткани, но он не умеет кроить, и ткани остаются без употребления. Другой кое-как набил руку и сделался закройщиком; но у него нет под рукой ткани, и он забирает в лоскутном ряду всякую. Ветошь сшивает на живую нитку и изготовляет пестрые платья, которые ни на что не похожи и никому не в пору.

* * *

      Дельвиг говаривал с благородной гордостью: «Могу написать глупости, но прозаического стиха никогда не напишу».

* * *

      «Нет круглых дураков, – говорил генерал Курута, – посмотрите, например, на В. Как умно играет он в вист!»

* * *

      А.Л.Нарышкин не любил государственного канцлера графа Румянцева и часто трунил над ним. Сей последний носил до конца своего косу в прическе. «Вот уж подлинно скажешь, – говорил Нарышкин, – нашла коса на камень».

* * *

      Я.А.Дружинин, долговременно известный по министерству финансов, был в ранней молодости и почти в отрочестве чем-то вроде кабинетного секретаря при

      Павле Петровиче. Он каждый день и целый день дежурил в комнате перед царским кабинетом.

      Между тем в Петербург приехал эмигрант из королевской фамилии принц Конде. Однажды на праздник Рождества император пригласил его в сани для прогулки по городу. Молодой же Дружинин на свободе задремал на стуле. Вдруг спросонья слышит он знакомый голос императора, который кричит: «Подайте мне сюда эту свинью!» Сердце Дружинина дрогнуло. Он побоялся беды за свой неуместный и неприличный сон, но и тут обошлось благополучно. Оказалось, что Павел Петрович возил принца на рынок, чтобы показать ему выставку разной замороженной живности, купил большую мерзлую свинью и велел привезти ее во дворец. (Слышано от самого Дружинина.)

* * *

      Один директор департамента делил подчиненных своих на три разряда: одни могут не брать, другие могут брать, третьи не могут не брать. Замечательно, что на общепринятом языке у нас глагол брать уже подразумевает взятки. Секретарь в комедии «Ябеда» поет:

      Бери, тут нет большой науки;

      Бери, что только можешь взять:

      На что ж привешены нам руки,

      Как не на то, чтобы брать, брать, брать?

      Тут дальнейших объяснений не требуется: известно, о каком бранье речь идет. Глагол пить также сам собою равняется глаголу пьянствовать. Эти общеупотребляемые у нас подразумевания не лишены характерного значения. Другой начальник говорил, что когда приходится ему подписывать формулярные списки и вносить в определенные графы слова достоин и способен, то часто хотелось бы ему прибавить: «способен ко всякой гадости, достоин всякого презрения».

* * *

      Говоруны (не болтуны, это другое дело, а разговорщики, рассказчики) выводятся нынче не только у нас, где их всегда и было не