Жена сэра Айзека Хармана. Герберт Уэллс

своего левого глаза и погрозила ему ровно пять раз. Потом, тихонько вздохнув, вдруг снова оживилась и заявила, что в жизни своей не видела таких дивных пионов.

      – Обожаю пионы, – сказала она. – Они совершенно в моем вкусе.

      Глава третья

      Леди Харман у себя дома

1

      Ровно через три недели после встречи леди Бич-Мандарин с сэром Айзеком Харманом мистер Брамли побывал на завтраке в ее доме на Темперли-сквер, где говорил о Харманах весьма свободно и непринужденно.

      У леди Бич-Мандарин всегда завтракали по-семейному, за большим круглым столом, благодаря чему никто не мог выйти из-под ее влияния, и она требовала, чтобы разговор непременно был общий, делая исключение только для своей матери, которая была безнадежно глуха, и для швейцарки-гувернантки своей единственной дочери Филлис, одинаково непонятно объяснявшейся на всех европейских языках. Мать была древняя старушка, состоявшая в дружбе еще с Виктором Гюго и Альфредом де Мюссе; она вечно произносила нескончаемый монолог о личной жизни то одного, то другого из этих великих людей; никто не обращал на нее ни малейшего внимания, но чувствовалось, что она постоянно обогащает застолье подспудными литературными воспоминаниями. За столом прислуживали маленький темноволосый дворецкий с вкрадчивыми манерами и суетливый мальчик, у которого волосы, казалось, росли даже из глаз. В тот день у леди Бич-Мандарин собрались две ее кузины, старые девы из Перта, носившие весьма рискованные шляпки, остряк и критик Тумер, романистка мисс Шарспер (которую Тумер решительно не переваривал), джентльмен по фамилии Роупер, приглашенный по недоразумению, ибо он оказался вовсе не тем знаменитым Роупером, исследователем Арктики, и мистер Брамли. Хозяйка тщетно пыталась расспрашивать мистера Роупера о пингвинах, тюленях, морозах, полярных ночах, айсбергах и ледниках, о капитане Скотте, докторе Куке и о форме земли и в конце концов, заподозрив неладное, оборвала разговор, после чего осведомилась у мистера Брамли, продал ли он свой дом.

      – Нет еще, – сказал мистер Брамли, – дело почти не двигается.

      – Он торгуется?

      – Как на рынке. С пеной у рта. Бледнеет и обливается холодным потом. Теперь он хочет, чтобы я отдал ему в придачу садовый инвентарь.

      – Такому богачу следовало бы быть щедрее, – сказала леди Бич-Мандарин.

      – Какой же он тогда богач, – заметил мистер Тумер.

      – Наверное, мистер Брамли, вам невыносимо грустно отдавать дом Юфимии в чужие руки? – спросила одна из старых дев. – Ведь этот человек может все перестроить.

      – Это… это очень тяжело, – сказал мистер Брамли, снова вынужденный лицемерить. – Но я полагаюсь на леди Харман.

      – Вы виделись с ней еще раз? – спросила леди Бич-Мандарин.

      – Да. На днях. Она приезжала вместе с ним. Эта чета все больше меня интересует. У них так мало общего!

      – И разница в целых восемнадцать лет, – сказал Тумер.

      – Это один из тех случаев, – начал мистер Брамли тоном беспристрастного исследователя, – когда, право же, испытываешь