Жена сэра Айзека Хармана. Герберт Уэллс

Ведь это жена сказала мне про рекламу.

      Он остановился и стал смотреть на дом с того самого места, где девять дней назад стояла его жена.

      – Если б не леди Харман, мне и в голову не пришло бы арендовать этот дом, – сказал сэр Айзек.

      И он разоткровенничался:

      – Она хочет иметь коттедж, чтобы проводить там субботу и воскресенье. Но я не понимаю, почему только субботу и воскресенье. Почему бы не устроить здесь живописную летнюю виллу? Конечно, придется перестроить дом. Использовать вон тот сарай.

      Он насвистал три такта какой-то песенки.

      – Леди Харман не годится жить в Лондоне, – объяснил он.

      – Из-за здоровья? – спросил мистер Брамли, насторожившись.

      – Не совсем, – обронил сэр Айзек. – Понимаете ли, она молодая женщина. И голова у нее набита всякими идеями.

      – Знаете что, – продолжал он, – я бы хотел еще раз взглянуть на тот сарай. Если мы его расширим, сделаем коридор там, где вон те кусты, и пристроим службы…

5

      Когда они вышли из соснового леса на дорожку, тянувшуюся вдоль куртины, мистер Брамли все еще лихорадочно пытался понять, что же подразумевал сэр Айзек, говоря, что у леди Харман «голова набита всякими идеями», а сэр Айзек, тихонько насвистывая, собирался предложить ему за дом три тысячи девятьсот. И тут мистер Брамли увидел меж белыми стволами деревьев, у дома, какую-то голубую груду, словно кембриджская гребная команда в полном составе затеяла там яростную свалку. Когда они подошли ближе, эта груда обрела пышные формы леди Бич-Мандарин, в небесно-голубом платье и в огромной черной, украшенной ромашками соломенной шляпе.

      – Ну, мне пора ехать, – сказал сэр Айзек. – Я вижу, у вас гостья.

      – Но вы непременно должны выпить чаю, – сказал мистер Брамли, который хотел сойтись в цене на трех тысячах восьмистах, но только не фунтов, а гиней. Ему казалось, что это очень ловко придумано, и сэр Айзек непременно соблазнится. – Эта очаровательная дама – моя приятельница леди Бич-Мандарин. Она будет в восторге…

      – Боюсь, что это невозможно, – сказал сэр Айзек. – Заводить светские знакомства не в моих правилах.

      На лице его выразился панический страх перед величественной женщиной, которая предстала перед ними во всеоружии.

      – Но вы же сами видите, это неизбежно, – сказал мистер Брамли, удерживая его за руку.

      И через мгновение сэр Айзек, представленный даме, уже мямлил любезности.

      Надо сказать, что в леди Бич-Мандарин было такое изобилие всего, какое только мыслимо в одном человеке, – она была большая, пышная и вся колыхалась, любила широкополые шляпы, ленты, оборки, фижмы, свободные рукава, размашистые движения, громкие разговоры и все в том же духе, – словом, это была не женщина, а душа общества. Даже ее большие голубые глаза, подбородок, брови и нос были устремлены куда-то вперед, словно спешили на призыв трубного гласа, и румянец на ее лице был столь же изобилен, как и вся она. Изобилие – самое подходящее для нее слово. Видимо, в пятнадцать лет она была забавной девочкой, крупной, непоседливой, как мальчишка-сорванец,