Дневник секретаря Льва Толстого. Валентин Булгаков

во всё происходившее.

      – А ну-ка подведите мою лошадь к этой кучке за поводья, чтобы я влез, – обратился ко мне Л.Н.

      – Может быть, табуретку принести, Лев Николаевич? – засуетились все.

      – Нет, нет, не нужно!

      Я в одних ботинках соскочил в снег и подвел к кучке снега красивую, тонкую лошадку Толстого.

      – Еще, Лев Николаевич?

      – Нет, довольно! Опустите поводья!.. – ответил он, берясь за луку седла.

      Но я не решился сделать это: став на край кучки, Л.Н. примял снег и стоял почти вровень с землей. Стоило только лошади пошевелиться, и он мог бы упасть. Я еще крепче взял поводья и зорко следил за каждым его движением. Вот он вдел левую ногу в стремя, оперся на нее, медленно стал заносить правую в сером валенке и… сел. Победоносно оглянулся и потянул поводья. Я выпустил их.

      Л.Н. тронул лошадь. Проезжая мимо, он посмотрел на меня; всё лицо его довольно улыбалось, голову он держал прямо, и глаза ясно говорили: «Что, видели? Не так-то я еще стар! А уж вы, Валентин Федорович, наверное довольны?»

      – Спасибо, Лев Николаевич, что заехали, – сказал я.

      – Я сам был рад повидать друзей, – ответил Л.Н. и шагом отправился по дороге.

      30 января

      Ездил в Ясную с Граубергером и Токаревым. В передней нас радушно встретила Татьяна Львовна.

      – Пожалуйте наверх, – провозгласила она.

      Я, Граубергер в скромной серой рубашке и Токарев в пиджаке и чесучовой манишке вошли в столовую, большую, светлую. Там так же радушно встретили нас Л.Н., Сухотин, Ольга Константиновна и ее дети. Усиленно предлагали нам завтракать, но все мы отказались, так как только что пообедали в Телятинках.

      Завязался оживленный, простой разговор.

      – А Софья Андреевна дома? – осведомился я у Душана Петровича, сидевшего рядом со мной.

      – Нет, она уехала на пять дней в Москву, – ответил он.

      Тогда мне стало понятным, почему возможно было приглашение Граубергера и Токарева наверх, к завтраку, и почему в воздухе разлита была такая простота и непринужденность…

      – Все изобретения цивилизации, – говорил Л.Н., – удобны и интересны только сначала, а потом они надоедают. Вот хотя бы это, – указал он на граммофон, – ведь это просто ужас!..

      Разговор зашел о вопиющей нужде, в которой живут крестьяне, и об озлоблении в народе.

      – Я вчера опять встретил мужика, с которым раньше об этом говорил. И он хочет иметь землю, сесть на нее и быть свободным человеком. Они вовсе не хотят работать на помещиков, потому что всё это не их; оттого они и мало работают и пьют. И не знаешь, что и говорить в таких случаях, потому что живешь сам в этих роскошных условиях. И не покидаешь их, опутанный всякими путами. Это очень мучительно переживать!..

      Заговорили об Англии, где живет госпожа Шанкс, гостья, присутствовавшая здесь.

      – Там рабочий считает за счастье работать для господ и думает, что это так и должно быть. У нас этого нет, и в этом отношении Россия стоит впереди Англии… Кстати, я получил одну английскую комедию, роскошно изданную, с картинами, но очень глупую![6] Там «господа» совершенно

6

Речь о книге Чарльза Кеннеди «The Servant in the House;