Собачий лес. Александр Гоноровский

цыпки бывают у тех, кто не моется. И я подумал, что они теперь переползут мне на щеки.

      – Скажи что-нибудь, – попросила.

      – Где твоя мама? –   Из-за зажатого носа голос вышел писклявый и смешной.

      Глаза у тебя вдруг стали немного косить. Тогда я еще не знал, если они косят, значит ты что-то задумала:

      – Дай слово, что никому не скажешь.

      Ты достала из шкафа цветной потрепанный журнал с иностранными буквами. Раньше я никогда не видел таких ярких журналов:

      – Вот моя мама.

      С обложки смотрела женщина без трусов. Между ног у нее лохматились волосы. И это мне не понравилось. Женщина вызывала любопытство, но во всем этом я почувствовал какою-то лабуду.

      – Где же твой папа с ней познакомился?

      – На границе. Раньше он служил на пятнадцатой погранзаставе в Таджикистане. – Ты легко выговаривала трудные слова. – Таджикистан находится в пустыне.

      – А почему она голая?

      – Потому что в пустыне! – На последнем слове ты сделала ударение.

      Картинка наводила на непонятные мысли. Но виду, что мне интересно, я не показал.

      – Подожди. – Ты принялась листать страницы.

      Мы легли ближе. Твои волосы приятно щекотали ухо.

      – Видал?

      На новой картинке твоя мама держала во рту чужую писку и прикрывала от удовольствия глаза.

      – Это еще что за глупости несусветные? – спросил я.

      Так говорила тетка, когда еще не понимала, что я натворил.

      – Это тоже игра, – сказала ты.

      – Странная какая игра.

      – А ты что хотел? Чтобы моя мама твоих обгрызенных солдатиков по могилкам распихивала?

      Наверное, за обгрызенных солдатиков я должен был обидеться, но в руках и ногах уже появилась уютная тяжесть. Глаза закрылись сами собой. Ты листала журнал, что-то говорила. Я слушал тебя как через подушку. Из окна тянуло горячей от солнца листвой, умирающим дымом с подожженных мусорных ям. Треща пересохшим горлом, покрикивали друг на друга воро́ны. Огонь в топке котельной. Зеленое яблоко, которое поставил на песочную могилу вместо звезды. Твоя голая мама в песочнице. Но я не заснул.

      Ты стукнула меня журналом по голове.

      В замке звенел ключ. Открылась входная дверь. Загудел сквозняком воздух. Будто кто-то вдохнул в комнату в три раза больше, чем она могла вместить. Ты закинула журнал под шкаф, потянула меня к раскрытому окну. Мы выпрыгнули в сад и замерли, прижавшись спиной к стене. В комнату вошел твой отец. Я понял это по тяжелым, прогибающим скрипучие половицы, шагам. Скрип половиц приблизился – твой отец подошел к окну.

      – Миаааа! – Это был крик шепотом. Низкий сиплый голос походил на свист крана, когда в поселке отключали воду.

      Твое волнение передалось мне. Я задержал дыхание.

      Окно захлопнулось. С рамы посыпались хлопья белой выгоревшей краски.

      Ты снова схватила меня за руку и потащила за собой. Я все еще боялся заразиться цыпками, но руку не отпустил.

      Во дворе никого кроме нас не оказалось. Сашку Романишко отправили к