Между молотом и наковальней. Из хроник времен XIV века. Михаил Орлов

и велели перегрузить на него посольское добро с речных ладей. Тут Пимен допустил промашку, упустив из виду, что его здесь могут поджидать кредиторы, которым он при своем проставлении в сан митрополита немало задолжал. В Москве к нему несколько раз обращались представители итальянских купеческих корпораций с напоминанием о долгах, но он не желал и слышать о том. Тана – другое дело, здесь он никто, ибо город жил по законам итальянских городов-коммун.

      В полночь кавалерий[16] колонии со стражей на баркасе подошел к кораблю, стоящему неподалеку от берега, взобрался на палубу и велел своим людям скрутить полусонного вахтенного; ему задали несколько вопросов, и он показал им каюту Пимена. На должника надели оковы и, отвезя его на берег, ввергли в долговую тюрьму, представлявшую собой яму с навесом от дождя. Это, разумеется, унижало достоинство архипастыря Великой Руси, тем более что с ним в яме обитало еще двое отъявленных негодяев, в чем Пимен не сомневался. По их взглядам и ухмылкам он понял, что они ждут только темноты, чтобы разделаться с ним и завладеть его платьем.

      Пимен потребовал встречи со своими кредиторами. Явился один из генуэзских купцов в дорогом лиловом кафтане, осторожно нагнулся над краем ямы, чтобы не испачкаться, и спросил:

      – Будешь платить или желаешь сгнить здесь?

      – Буду! Буду, но всей суммы при мне нет…

      – Это плохо, – нахмурился купец.

      – Как бы то ни было, но все-таки выслушай меня…

      Архиерей убедил купца, что в неволе от него проку не будет, а вернув себе свободу, он выплатит все. Получив все мыслимые и немыслимые гарантии, купец освободил митрополита. Корабль вышел в море, но посольство на борту сопровождали двое кредиторов-генуэзцев с вооруженными слугами.

      Дул борей[17], но за Керченским проливом в Великом море (так итальянцы называли Черное море) его сменил сильный юго-восточный ветер сирокко, который все более крепчал. Моряки не любили это ветрило, поскольку оно пустило на дно немало кораблей. Завидев маячную башню на мысе Ильи капитан посчитал за лучшее укрыться в гавани Кафы.

      В ту же пору в Царьград направлялся и архиепископ Ростовский Феодор Симоновский, дабы по мере сил и возможности содействовать Киприану в его тяжбе с Пименом. В Кафе обе стороны неожиданно столкнулись на русском подворье, но не устраивать же при латинянах рукопашную. Сделав вид, что не узнали друг друга, разошлись.

      Не тратя времени попусту, Пимен склонил своих кредиторов подговорить консула Кафы на арест Феодора. Итальянцы недолюбливали схизматиков, но не желали встревать в их свару, однако уступили своим соотечественникам.

      За ростовским архиепископом захлопнулась тюремная дверь замка консула, где находилось механическое пыточное устройство, внушавшее ужас горожанам. Говорили, что человек, встретившейся с этой машиной, не может прийти в себя до конца своей жизни и даже выпущенный на волю остается безумцем. Секреты ее устройства нам неизвестны. Механики той эпохи имели дар

16

Кавалерий – начальник полиции в итальянских колониях.

17

Борей – северо-восточный ветер.