Темная вода. Ханна Кент

и Бог тебе в помощь.

      Нэнс помогла гостье войти и добраться до табуретки возле огня.

      – Ради себя ли ко мне пожаловала?

      Женщина, кряхтя и постанывая, уселась на табуретку и покачала головой:

      – Нет, ради сестры. Лихорадка у ней.

      Нэнс подала Ханне чашку парного молока и кивком предложила угоститься:

      – Пей и рассказывай – давно ли она хворает и ест ли.

      – Не ест ничего, только водичку пьет.

      – От такой беды есть у меня средство.

      – Вот уж спасибо!

      Ханна отпила глоток и показала на нож в руке у Нэнс:

      – Пришла и отрываю тебя от дела…

      – Да я всего лишь чертополох рубила. Для кур. А дело мое – людей от лихорадки пользовать.

      Оставив нож, Нэнс отошла в угол и достала оттуда полотняный мешочек. Развязав кожаную тесемку, она бережно, кончиками пальцев, принялась сыпать оттуда какую-то травку в горлышко темной бутылки, что-то бормоча себе под нос.

      – Что это? – спросила Ханна, когда бутылка заполнилась, а Нэнс закончила священнодействие.

      – Таволга.

      – Она ее вылечит?

      – Как придешь к ней, брось щепоть сухих цветов в кипяток и поставь на огонь томиться. Дашь ей выпить три раза отвару, и будет она здоровая, как прежде.

      – Спасибо, Нэнс.

      Видно было, что у Ханны словно камень с души свалился.

      – Но не оглядывайся, пока на дорогу не выйдешь. И в сторону Дударевой Могилы и боярышника не смотри, не то в бутылке пусто станет.

      – Ладно, хорошо. – Лицо Ханны было очень серьезно.

      – А сейчас допивай молоко, и да поможет тебе Господь в пути.

      Женщина до дна осушила чашку и, вытерев рот тыльной стороной ладони, встала и потянулась за бутылкой.

      – Помни, что я сказала: не оглядывайся!

      – Хорошо, Нэнс. И благослови тебя Боже!

      Нэнс проводила Ханну до порога и помахала ей вслед на прощание.

      – Крепче держи бутылку-то! Зажми ее в кулаке!

      Стоя в дверях, она глядела, как старуха, миновав лес, направляется к низине – глаза опущены, платок плотно охватывает голову, точно это шоры, не дозволяющие бросить даже беглый взгляд на волшебное убежище и боярышник, на красные ягоды, что посверкивали в ветвях, как капли крови.

      Не так уж часто женщины заходили к ней за целебными травами. Большинство жительниц долины и сами прекрасно знали, чем следует лечить обычные недуги, синяки и ссадины, которыми отмечает нас жизнь: дикий мед помогает от воспаления глаз и ячменя, окопник – от ломоты в костях, а если голова болит – надо сунуть в нос листья тысячелистника, это отворит кровь, и тотчас полегчает. А если надо вырвать гнилой зуб или вправить плечо, люди шли к Джону О’Донохью, кузнецу и силачу. К ней же, к Нэнс, обращались, только когда домашние средства – припарки из гусиного помета и горчицы или отвар королевского папоротника – не могли одолеть заразу или утихомирить кашель. Шли, когда страх вырывался из узды, когда дитя бессильно лежало у матери на руках, когда хворь не брали ни черешки цикория, ни листья толокнянки, ни даже соленые