Дом, который построил семью. Кара Брукинс

в машину и не заметить, что на ней нет туфель, я никогда не пойму, – мы, наконец, отправились на север, прочь от нашего жилища, которое не было нашим домом. Дети сидели в креслах прямо, их глаза смотрели вперед, но мыслями они оставались позади.

      Когда мы забыли, как правильно путешествовать? Когда мы забыли, как смеяться?

      Джада оживила поездку, подключив телефон к радио и замучив нас ремиксами популярных песен в исполнении Элвина и бурундуков. Детские споры по поводу музыки – это верный признак семейного путешествия. Уже неплохо для начала. Я решила не приберегать мой фирменный фокус на случай неприятностей: мы и так были по уши в проблемах. «Doritos с сыром?» – спросила я, вынимая хрустящий пакет из-под пассажирского сиденья, где расположилась Хоуп и три сумки, которые не уместились в багажнике моей Honda Accord.

      В последнее время мне не приходилось видеть их более счастливыми. Doritos были редким лакомством. Годы назад Адам запретил есть их в доме, потому что он терпеть не мог их запах. Даже после того, как он ушел, я все равно позволяла запаху чипсов напоминать мне о нем. Но нет. Мы избавимся от дурацких воображаемых ограничений. Машина наполнилась сырным кукурузным дыханием. Я улыбалась.

      Когда дети наелись чипсами и прекратили жаловаться, они начали засыпать в стандартном порядке, от младших к старшим. Дрю любезно отключил музыку Джады прежде, чем ускользнуть в мир грез. Но только когда голова Хоуп опустилась на подушку, которую она просунула между ремнем безопасности и щекой, я поняла, что забыла сказать им, куда мы едем. Было жутковато, что никто из них не догадался об этом спросить. Сперва я улыбнулась, подумав, как же они мне доверяют, но затем поняла, что молчание свидетельствовало о кое-чем более грустном и серьезном. Они не спросили, куда мы едем, потому что это было неважно. Мы уезжали из места, где с нами происходило нечто плохое, так что координаты места, куда мы отправились, не имели значения.

      Мы приближались к горам, и дорога стала холмистой и тенистой. Обычно осенние и зимние ранние закаты расстраивали меня, потому что мои производительные дневные часы становились все короче и короче. Но я превратилась в ночное существо, тень, которая чувствовала себя безопаснее всего, когда ее никто не видит. Я кралась по дому, не включая свет, я запоминала, сколько шагов осталось до лестницы, и нащупывала рукой стену, чтобы не потеряться. Я привыкла читать под одеялом, иногда даже забиралась под него с ноутбуком и работала в теплом коконе, пахнущем озоном. Это была глупая привычка для взрослой женщины, но, как и в шесть лет, кокон из одеяла казался мне несокрушимой броней.

      Отблески солнца оставались видны только на самых высоких точках, когда мы достигли Довера, штат Арканзас. Я начала замечать следы смерча, который прошелся по холмам весной. Дубы, заставшие Гражданскую войну, повалились в заросли более гибких и податливых деревьев, которые лучше перенесли удар стихии. Маленькие дома с разноцветными заплатками на крышах и недавно оборудованными противоторнадными укрытиями отмечали дорогу чудовища. Очаг, который когда-то согревал семью,