Воинский дискурс: три источника, три составные части. Сергей Зверев

Из более близкого нам времени можно отметить американцев Д. Эйзенхауэра и Н. Шварцкопфа.

      От представителей высшей аристократии, вроде Великого Кон-де, Евгения Савойского или Мальборо, можно было требовать истинно воинских качеств. Фельдмаршалом, по уставу, следовало назначать «мужа храбра, сердцем смелаго, достаточнаго и избыточнаго, дальнаго разума и правдиваго, и в воинстве искуснаго» [167, с. 59]. И это понятно и обосновано: фельдмаршалу предстояло водить войска на полях сражений, под ядрами и пулями.

      На должность большого окольничего, ведавшего снабжением, обеспечением войска и квартирмейстерской частью, устав рекомендовал подыскивать «многоразумнаго, испытаннаго идобро-искуснаго мужа, который был бы честен и рассуден» [167, с. 61]. Чего же еще желать от тыловика и сегодня?

      Можно заметить, что от людей, занимавших высшие командные должности, требовались, помимо воинской опытности, высокоразвитый интеллект, честность и умение вызывать к себе доверие подчиненных. Этим качествам командиров и начальников, к сожалению, не находится места на страницах современных отечественных уставов.

      В «Уставе ратных, пушечных и других дел», предваряя изложение «указов», касающихся собственно организации службы, составитель определенно указывает, что и начальники и подчиненные объединяются в общей работе «не ради иннаго, точию да потщаться победити врагов и супостатов своих, и в том полагают свою славу» [167, с. 5]. В этой фразе звучат системообразующие для воинского институционального дискурса концепты героического пафоса «победа» и «слава», которые все реже можно встретить в персональных дискурсах современных военнослужащих. Отсутствие осознанного стремления к победе и славе, а слава по самой своей этимологии предполагает деяния, о которых не стыдно поведать потомству, приучает к мысли, что война ведется не ради конечного преодоления зла, которое ее вызвало, и тем выхолащивает нравственное содержание вооруженной борьбы. Отсюда такую популярность сегодня приобрела идея гибридной войны, отрицающая ради достижения цели вырабатывавшиеся тысячелетиями кодексы чести воина – единственного, что в какой-то степени возвышало дух человека, занимающегося таким суровым ремеслом как военное, и ограничивало проявление жестокости и насилия.

      Конечно, победа и слава добываются только в бою, а бой в свою очередь предполагает поражение и уничтожение неприятеля, о чем прагматично замечает «указ» 45-й, трактуя, что лучшее испытание артиллериста есть война, «где против недругов встречно стреляют, и опознается вскоре мастер, потому что тут все увидят мертвые телеса[30], а которой к такому делу не извык, и такой в пушкари не пригодится, хотя будет в нем всего света мудрость…» [167, с. 105]. Устав здесь прагматично указывает, что от военного требуется в первую очередь результат, о котором нынешние боевые документы предпочитают выражаться эвфемизмами, за что после каждого вооруженного конфликта войска расплачиваются печальной статистикой психических травм и посттравматического стрессового расстройства.

      Мудрости

30

Трупы неприятелей, пораженных огнем артиллерии.