Русский Моцартеум. Геннадий Смолин

вручил ей стакан.

      – Кто-то звонил? – спросила она.

      – Не твое дело! – огрызнулся я. – Не суй нос куда не надо.

      Она вспыхнула.

      – Почему вы такой грубый?

      – Полегче на поворотах, Эрика, – процедил я. – Ты еще не видела Гансвурста грубым.

      Эрика с тяжелым вздохом уставилась на меня. Огромные ее глазищи смотрели с укоризной.

      – Не понимаю я вас, Ганс. Правда, я и себя не понимаю. Я знаю, что вы ужасный человек, и без конца твержу себе, что ненавижу и презираю вас, но вот вижу вас – и теряюсь. Вы разговариваете со мной в своей хамоватой, насмешливо-покровительственной манере, совсем по-человечески. И у меня сразу все из головы вылетает. – Она прихлебнула из стакана. – Что случилось? Что нарушило ваши планы?

      – А почему ты считаешь, что мои планы нарушились?

      – Вы все время лавируете, прикрываетесь шуточками – в общем, череда каких-то масок. Или мне кажется? Кстати, и фрау Шварцер как-то подозрительно на меня поглядывает, будто пронюхала что-то. Я ей сказала, что мне все надоело и я возвращаюсь домой.

      – Ловко придумано, – похвалил я. – И как, сработало?

      – Думаю, что да. Она даже повеселела… По-моему, она ничего не подозревает о наших контактах. Утром я возвращаюсь в Мюнхен. И зачем я только приехала? Господи, какая же я идиотка! Ведь у меня никаких доказательств не было! Совсем свихнулась. Не знаю, что на меня нашло!..

      Некоторое время я просто смотрел на нее и молчал. Что ж, кое-чего я уже точно добился: одно имя из списка подозреваемых можно было смело вычеркнуть, Эрика со мной не играла в прятки. Она и впрямь поверила, что стала сообщницей мафиози из Франкфурта-на-Майне Гансвурста Фрайера. Она даже не могла подумать, что имеет дело с большим обманщиком. Словом, сделанные в ее комнате записи если и прослушивались, то не ею. Я поневоле пожалел несчастную девчушку, стоявшую передо мной в изящных белых брючках и голубом свитере с капюшоном, одинокую и раздавленную. Красоту она восстановит за одну ночь, отоспавшись и переодевшись в свежую одежду, а вот мироощущение ее явно перевернулось. Пройдет время, пока она оправится от удара, который испытала, впервые осознав, что на самом деле вовсе не является такой мстительной и безжалостной, какой себя мнила. Мне в голову закралась мысль, не поставить ли на этом точку; но нет, я не имел права поддаваться сентиментальным порывам. Нельзя было выпускать ее на волю, пока она могла еще пригодиться, чтобы в этой игре без правил надавить на Линду Шварцер.

      Я забрал у Эрики сумочку, вынул деньги из кармана халата и запихнул их в нее. Потом вернул сумочку Эрике.

      Она замотала головой:

      – Но я хочу, чтобы вы их оставили себе.

      – Оставлю, – кивнул я. – Когда заработаю.

      Эрика воззрилась на меня широко раскрытыми глазами.

      – Но как? – пролепетала она. – Я вовсе не собираюсь продолжать слежку. Приду немного в себя, встречусь с Эвой Бастиан, наконец… Все должно нормализоваться…

      – Какое мне дело, черт возьми, до того, что ты собираешься предпринимать и как будешь вести себя в своем Мюнхене! – взорвался я. – Колесо уже раскручено, и остановить его