Лили Марлен. Пьесы для чтения. Константин Маркович Поповский

(Подъезжая к Профессору и дотрагиваясь до его руки). Господин профессор…

      Профессор (издалека): Да? (Какое-то время смотрит на Отца, вспомнив). Ах, да. Кажется, ваш выход, господин лауреат. (Слегка насмешливо). Картина тридцать вторая, трогательная. Семейная сцена, потрясающая сердца. После долгой разлуки безутешный отец встречает своего непутевого сына. Зрители обливаются слезами и не знают, куда деть мокрые платки… Что ж, начинайте, господа. (Остальным присутствующим). Не будем мешать. (Отходит и скрывается за дверью с надписью «Администрация»).

      Правила и Эринии медленно расходятся. Кто-то выключает верхний свет, так что освещенным остается только центр нижнего зала. Отец и Орфей остаются одни. Пауза.

      Отец (робко): Здравствуй сынок.

      Орфей: Что?

      Отец: Здравствуй, сынок.

      Орфей: Здравствуй, папа.

      Отец: Ну, как ты? Ничего?

      Орфей (издалека): Что?.. Как видишь. Ничего.

      Отец: Вот и хорошо. Нельзя ни при каких обстоятельствах терять бодрость духа. И тогда все получится. Уж я-то знаю, сынок. Поверь мне.

      Орфей: Да.

      Отец: Главное, что мы опять вместе.

      Орфей: Да, папа.

      Отец (подъезжая ближе): А вместе мы большая сила. Можем свернуть горы, если захотим. (Негромко смеется, глядя на Орфея).

      Короткая пауза.

      (Неуверенно). Большая сила… Верно?

      Орфей: Да.

      Отец (доверительно): А я-то все думал, какой ты стал? Думал, а что если вдруг ты меня забыл? Вдруг не вспомнишь, не узнаешь, или, может быть, даже не захочешь со мной разговаривать… А ты, оказывается, вон какой. Вырос, возмужал. У самого, наверное, скоро будут дети… (Всхлипнув, лезет в карман за носовым платком).

      Орфей (поднимаясь со своего места): Не надо, папа.

      Короткая пауза.

      Отец (вытирая слезы): Ну, ничего, ничего. Мы еще повоюем, сынок… Хотя надо тебе сказать, что жизнь – это препоганая штука. Не успеешь оглянуться, а тебя уже называют «господин ветеран» и норовят уступить место в трамвае. Или начинают намекать, что ты что-то уж слишком зажился на этом свете. Такие, сказать по правде, свиньи. (Сморкается).

      Короткая пауза. Орфей медленно и бесцельно идет по сцене.

      Но ты не думай, сынок, что я стыжусь своих слез. Я их не стыжусь, потому что отцовские слезы, это, в некотором роде, святые слезы, и я их нисколько не стыжусь. Нет, сынок. Тут нечего стыдиться.

      Орфей (безучастно): Да, папа.

      Отец: Последнее дело, сынок, стыдится своих чувств, а уж тем более, стыдиться слез, которые посылает нам само небо… Ты ведь и сам понимаешь, сынок. (Всхлипывает и не находя нужных слов, смолкает, вытирая глаза).

      Орфей (издали): Да, папа.

      Отец: Конечно, это нехорошо, когда у мужчины глаза все время на мокром месте, но ведь здесь совсем другое дело. Ты ведь понимаешь о чем я, милый?

      Орфей (перебивая): Папа…

      Отец: Совсем другое дело.

      Орфей: Послушай…

      Отец: Что, милый.

      Орфей: Я хотел попросить тебя.

      Отец: