Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

чего ты стоишь…

      – А вы знаете, сколько я стою?

      Он усмехнулся ее шпильке и поцеловал руку.

      Лицо ее осторожно нависло над ним, скрыв небо пенным каскадом волос, и губы прошептали:

      – Спасибо…

      Пальцы его погрузились в струи волос, охватив ее затылок, притянули к себе. Она, упираясь ладонями о траву, близко-близко склонилась, касаясь грудью его плеча.

      Дон попытался разглядеть ее – пустое. Он весь ушел в прикосновения, туманящие сознание… Он ощущал, как ее губы сладко приоткрылись двумя свежими лепестками, и как проснулся и зарычал в нем зверь всепокрывающего желания. Но Тереза уже шептала на ухо:

      – Пора уезжать!

      Майор не спорил: рана красноречиво напоминала о себе. Поднимаясь, они вспугнули вышедшую к ущелью олениху. Дернув лакированным носом, она стремглав унеслась прочь, немало удивив понуро стоящих лошадей.

      Хромая на обе ноги, опираясь на плечи Терезы, майор кое-как доковылял до кареты. Боль кромсала на части. Звуки: хруст гальки, скрип рессор, звон упряжи, – всё так же несло с собой адову муку и застилало огненным мраком глаза. Когда он садился в экипаж, ему хотелось умереть, но из-за пропитанного болью мрака, схватившего его мозг стальной перчаткой, он даже не осознавал, что жаждал сего.

      Вода из фляги отчасти облегчила его страдания; устроившись поудобней, так, чтобы не открылась рана, он ласково потрепал девушку по щеке:

      – Если мне… не будет суждено умереть здесь, – он с тоской бросил взгляд на сине-зеленое ожерелье гор, – Богом клянусь, мы обвенчаемся.

      Тереза покачала головой, крепко сжала ладонью его холодные пальцы:

      – Это только мечты, дорогой.

      – Но это и реальность.

      Она посмотрела в сторону, однако он заметил, как дрогнул ее подбородок, как обозначилась на нем горькая ямочка.

      – Я люблю тебя за твои мечты, но тебе ли… – она закусила губу, – предаваться им! Ладно, не терзайся. С меня довольно и того, что ты есть.

      – Перестань! – он вновь сморщился от боли. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я из тех подлецов, которые салютами признаний в постели заметают следы. Лучше подумай о доме, о Мехико… ты не будешь скучать, когда я увезу тебя в Мадрид?

      Она помолчала, накручивая прядь на указательный палец, и, скорее для себя, ответила:

      – Нет, я не буду скучать…

      Глава 2

      Могила Мигеля без креста, без имени, политая кровью Диего и слезами Терезы, давно осталась за поворотом горной тропы. Дон бредил: «Я не хочу умирать! Не хочу… не хочу…» Болтанка в карете вконец его доконала. Боль свила гнездо в правом боку и грызла, рвала, кусала на каждой выбоине, на каждом повороте.

      Тереза не находила места: измочаленная четверка лошадей еле-еле тащила империал. Девушку охватило отчаяние: «Он умрет раньше, чем я доберусь до человеческого жилья!» Она чувствовала, как одеревенели руки. Вожжи стали чугунными – не удержишь. Глаза застеклили слезы: «Проклятый отец. Трус! Ненавижу! Всё! Больше он от меня ничего не дождется! Пусть сгниет со своими дублонами и превратится в червятник, –