Призраки (сборник). Максим Кабир

досками хлюпает грязь.

      Илья замечает чистое озерцо, напоминающее глаз с ресницами сосен на дальнем берегу. Уговаривает спутницу искупаться с ним. Безуспешно. Она не взяла с собой купальник.

      Как чужая…

      Ксюша устроилась на заросшем пушицей склоне. Он стоит по пояс в воде. Таежное солнце ласкает спину.

      – Почему мы расстались? – спрашивает внезапно.

      Она поводит плечами:

      – Работа, семья… У Лены дети. Я переехала. Витька…

      – Да нет. Мы с тобой почему расстались?

      Она вскидывает брови удивленно:

      – Так мы и не встречались.

      – А тогда, в походе?

      – Ну, это вообще-то по-другому называется, – говорит она. – И было всего пару раз.

      «Четыре раза», – думает он, ныряет в воды лесного озера и зажмуривается.

      Сверившись с картой, они делают крюк. Древнее мансийское городище Тарума расположилось на холме. Под густой травой угадываются оплывшие насыпи и полузасыпанные рвы. Ямы землянок. Крапива.

      – Привал, – говорят они в унисон. Садятся, скрестив ноги.

      Мышцы ноют от рюкзаков. Тишина пульсирует, давит на уши.

      Птицы не поют над Тарумой, и путники молчат, что-то такое понимая интуитивно. Илья улыбается вяло, когда Ксюша кладет голову ему на колени. Она сразу засыпает, а он успевает сказать, что скучал по ней. И погружается в сон.

      Ему снится пожилой мужчина с колючим взглядом из-под очков.

      – Дальше не ходи, – говорит мужчина. – Если увидишь их, никогда не будешь прежним.

      – Марьичев!

      Он просыпается рывком, едва не соскальзывает в ров.

      – Господи, мы спали три часа!

      Ксюша мрачна и не на шутку встревожена.

      – На вершине холма стоял человек.

      – Где? – напрягается Илья.

      – За тем валом. Я проснулась, а он стоял там.

      – Как он выглядел?

      – У него была крупная голова. Очень крупная.

      – Крупная голова? Тебе это не приснилось?

      – Мне здесь не нравится, – она подхватывает рюкзак.

      – Хочешь, я проверю?

      – Нет! Давай идти, наверстаем упущенное время.

      Он успокаивает ее по дороге: «Всего-то рыбак из Ворсы». Он размышляет о прицепе с извращенным коллажем и о танце на опушке.

      Русло Линты запружено осклизлыми утопленниками-бревнами. Река течет под топляком. Бревна трутся со скрежетом, ветви и корни переплетены узлами.

      Угрюмая Ксюша отмахивается от слепней.

      Тропинка оборвалась в болоте. Деревья вокруг чахлые и тонкие как спички. Не оправились после давнего пожара. Корявые стволы обросли лишайником. Верхушки засохли. За уродливыми кронами мелькает тусклое солнце, постепенно снижающееся к торфяникам.

      Над гиблым болотом стелется дымка.

      – Спой что-нибудь, – предлагает Илья.

      – Что за глупости, – говорит она.

      Но поет – пытается петь. Песенка из кинофильма «Москва слезам не верит» неуместна в тайге и только привлекает взоры из зарослей.

      – Без гитары не получается. Вот бы Витьку сюда.