За Ореховой горой. Татьяна Петровна Софронова

две кровати, разделенные узеньким проходом, старое трюмо с портретами молодых бабы и деда. Усевшись на мягкую постель, Юлька изложила бабе Вале свое задание:

      – Мне надо на литературу записать народную песню нашей местности.

      – У-у, да хоть десять, – бабушка обрадовалась. Это было для нее раз плюнуть. Какую вот только выбрать, чтоб ребятишкам интересно было?

      – Что же тебе спеть-то? У меня Ольке с Людкой шибко нравилась песня «Как на кладбище Митрофановском отец дочку зарезал свою». Я сяду занавески строчить, их на кровать посажу, они катушки с нитками перебирают, я песни пою.

      Юлька округлила глаза от такой тематики.

      – Не, ладно, лучше про Дуньку. «Дунька по лесу ходила, грибки-ягодки брала», – начала напевать бабушка.

      – Там, по-моему, в конце как-то не очень будет, – засомневалась Юлька. Она не раз слыхала эту песню с довольно странным сюжетом: девушка нашла в лесу жука, принесла домой, а потом от этого жука родила ребенка с кудрявой головой.

      – Ну, вот эту тогда. Мы ее с бабами на сенокосе часто пели, – и бабушка широко завела:

      Любила меня мать, уважала,

      Была я ненаглядная дочь.

      А дочь ее с милым убежала

      В глухую ненастную ночь.

      Бежала она лесом дремучим,

      Хотела беглянкою быть.

      Беглянская жизнь ей надоела,

      И вспомнила родную мать.

      Бабушка пела очень выразительно, страдальчески сводила брови и горестно качала головой.

      На что мне зеленая роща,

      На что этот свет голубой,

      Как вспомню я милого речи,

      Зальюся я горькою слезой.

      Подруга к подруге приходила,

      Она ей отраву дала.

      Отрава моя недорогая

      Стоит один пятачок.

      Возьму же я спичек коробку,

      В отварной воде их разведу.

      Стакан на окошко поставлю

      И эту отраву я приму.

      Подружки, ко мне вы приходите,

      Я буду лежать на столе.

      Прошу вы меня не судите,

      Заройте мой труп в тишине.

      Юлька старательно записала трагическую песню.

      – Странный какой-то способ она выбрала. Утопиться и то приятнее, наверное, было бы, – прокомментировала сюжет Юлька.

      – Ой-ёё, – протянула бабушка, – мы ведь с подружкой Нинкой чуть вот так не отравилися. Летом сорок второго, поди-ка… Все лето на крольчатнике с мамой робила. Травы, веток таскаешь-таскаешь, ни конца, ни края не видать. Всего двенадцать годов мне было. До того надоело! Бригадир шибко злой был, придет наругает нас с мамой, пошто-де коршунов да воронье не отгоняем – таскают крольчат. А я только и делаю, что с шестом бегаю, так руки намаю, поднять потом не могу. Нинка с матерью на курятнике эдак же. Вот и уговорились мы с ей отравиться. Я утром маме сказала, живот, мол, болит. Она меня оставила, сама на работу ушла. Я в чашку спичечных головок наломала, жду, пока размокнут. А маме навстречу Нинка попалася, спрашивает про меня. Мама отвечает – захворала. Нинка ей и говорит: «Это она врет. Мы с ней травиться сговорились. А мне