Фатум. Том первый. Паруса судьбы. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

²⁵ не рискнет ссориться с победителем Буонапарта из-за мелких недоразумений.

      − Но Англия, черт возьми!

      − Вот эта мозоль побольнее! − первенствующий директор скрипнул зубами и утерся платком.− Но насколько можно судить из верных уст, англичанам нынче не до России. Они по горло увязли в войне с американцами…

      − Это уж точно! Монархи начинают вести себя разумно лишь после того, как исчерпают все другие возможности…

      − Хватит ребячества! − Румянцев грохнул по столешнице.− Хватит гадать на кофейной гуще!

      Господа притихли, с опаской глядя на графа Николая Петровича. Того лихорадило.

      − Ужель не ясно, помыслы наши гроша не стоят, ежели сильный мира сего прислушивается к подлейшей клевете! Клевете бесстыдной, без меры и приличия!

      Волевая, что порез кортика, ямочка на подбородке, воспаленные бессонницей глаза с красными ячменными веками и подвижные во гневе, словно порхающие крылья, темные брови испугали соратников. Многие повставали со стульев, болея душой: уж не приключился бы с канцлером новый удар. Все держали в памяти тот случай, когда Румянцев, сопровождая Императора в Вильну, был там разбит параличом.

      − Будет, ваше сиятельство,− вкрадчиво вставил Булдаков, мягко отложил указку и подошел к тяжело дышавшему графу.− И на море случается чехарда: шторм, буря, шквал… Станем вместе поднимать паруса, командор,− он оглянулся на замерших офицеров, и его большая, теплая ладонь согрела холодные персты старика.

      Николай Петрович взглянул на простое лицо Михаила Матвеевича, и грудь его заныла от щипательно-теплой волны благодарности. На глаза предательски навернулись слезы, но тут же пропали, точно пожалели седого канцлера.

      Булдакова, младше его на 12 лет, граф знал еще с тех времен, когда пребывал в должности министра коммерции. Тот был талантливым самородком из сословия не громкого, но с крепкой жилкой, торгового. С зеленой юности он вел торговлю с китайцами. Пришелся по сердцу великому путешественнику Шелихову, да так, что после его кончины безутешная вдова выдала за Михаила дочь.

      На дворе еще топтался девяносто девятый год, а Булдаков уменьем да рвением добился, чтобы Российско-Американская Компания была обласкана и принята под Высочайшее покровительство. Он же и возглавил совет директоров. За выслугу и жертвенность во благо Отечества ему был жалован чин коллежского асессора и серебряная шпага.

      В третьем году он, ратуя за расширение торговых операций, влез по уши в долги, но снарядил кругосветную экспедицию. Его величество, лично знавший Булдакова, изволил после удачного завершения плавания наградить его орденом Святого Владимира IV степени.

      Румянцев губ не разомкнул, но в сыром блеске его очей Михаил Матвеевич, равно как и весь совет, прочитали низ-кий поклон признательности и испытали душой крепкую боль за старика. Перед ними стоял тот же человек, некогда блестящий канцлер, с осанкой родовитого вельможи, сына екатерининского героя, но теперь, увы, не с гордо поднятой