Такая разная правда. Петр Ингвин

не имеет.

      Михаил Успенский, «Семейный роман»

      1

      Ожидание суда затянулось больше, чем на двенадцать месяцев: то судья в отпуске, то адвокат болеет, то в СИЗО карантин… Причины сыпались, как из ведра, и никто не знал, что будет завтра. Этого завтра могло просто не быть. Жизнь превратилась в здесь и сейчас – кстати говоря, это произошло впервые и очень удивило. Я всегда жил будущим. Оказалось, что оно не стоит ломаного гроша – если в настоящем у тебя полный швах. Кто не жил настоящим, тот здесь не выживал. Как же, оказывается, все просто, когда из головы вылетает все лишнее.

      Меня поместили в изолятор вместе с преступниками и случайно попавшими под тяжелую руку правосудия бедолагами. Я знакомился с людьми, с бытом, с порядками. Другими словами, просто сидел, как сидят в тюрьме. Вникал в местную иерархию. Вливался в «коллектив», раз уж временно оказался его частью. Имел свои обязанности, завоевал особую репутацию. Ни с кем не конфликтовал – если получалось. Когда не получалось – принимал меры. Материться здесь нельзя (каждое вылетевшее слово имеет именно тот смысл, который в себе несет, и за него приходится отвечать по всей строгости. Не отвертишься, что, «для связки слов» или, мол, эмоции переполняли…), и драки тоже не приветствовались. В противостояниях верх одерживал тот, кто за каждое свое слово готов умереть. А кто ежесекундно не готов, тот в проигрыше. «Кто ссыт – тот гибнет» – вот единственное пособие для выживания в местах, куда по правилам жуткой лотереи может угодить любой.

      Мне повезло. Я выжил. Никого за это время не убил и не дал убить себя. Ничем хроническим, вроде туберкулеза и иже с ним, не заразился. И приобрел бесценный опыт, который вряд ли еще где-то получишь.

      Довольно часто приходилось беседовать с Гошей Архангельским.

      – Чем займешься, когда откинешься? – спрашивал меня Гоша, и его взгляд в этот момент пронизывал мозг лучше всякого рентгена.

      Гоша – это только звучит как-то по-детски и немного смешно. А выглядит – страшно. Благообразный на вид старичок в хорошей форме, Гоша говорил прокурено-хрипло и медленно, тщательно фильтруя баз… тьфу, извиняюсь. Имею в виду, что слова он подбирал и не говорил лишнего. Если уж что-то сказал, то неспроста.

      А однажды я видел его в деле. Реакция – мгновенная, сила – необъяснимая. Невозможно понять, как далекий от спорта старик может проявить такие способности. Только что сидел человек за столом, писал карандашиком. В следующую секунду «шестерки» уже подхватывали под руки истекавшего кровью покусителя на привилегии криминального монарха. Из восьмиконечной звезды, вытатуированной в знак презрения к правилам, торчал тот самый карандашик, словно вбитый туда кувалдой.

      Для Гоши это было привычными буднями. Так, мелочи жизни, которые сегодня есть, завтра нет. Ох, не зря Гоша Архангельский занимал свое место в воровском мире. Но главное, что у него было – взгляд. Как у удава, чьи кольца в этот миг оборачиваются вокруг твоей шеи. Глядя прямо в душу, Гоша будто гипнотизировал и выдаивал сведения, о которых люди даже не подозревали.

      – Выйду – подамся в бизнес, – без всякой