Дом правительства. Сага о русской революции. Книга третья. Под следствием. Юрий Слёзкин

диверсий, убийств, вредительств, с тем чтобы, оставшись неразоблаченными, они продолжали таиться до часа решительных боев». Соответственно, НКВД интересовали иностранцы, особенно немцы, поляки и японцы, а также советские граждане, которые бывали за границей, имели там родственников и могли быть в обиде на советскую власть. К июньскому пленуму ЦК Ежов раскрыл гигантскую шпионскую сеть, проникшую в партийные организации и народные комиссариаты и управлявшуюся Центром центров во главе с Бухариным, Рыковым и другими оппозиционерами. Рыков начал называть имена. Новые аресты влекли за собой новые признания. Сталин читал протоколы допросов и предлагал новые направления поиска. Ежов следовал предложениям Сталина и находил новых подозреваемых и новые доказательства. Сталин рассылал протоколы членам ЦК, в том числе тем, чьи имена в них значились. 17 июня народный комиссар здравоохранения и бывший председатель Колхозцентра Григорий Каминский (кв. 225) написал Сталину письмо, в котором отверг выдвинутые против него обвинения и описал подозрительное поведение замнаркома здравоохранения РСФСР Валентина Кангелари (кв. 141). Кангелари был арестован 17 июня. 25 июня Сталин обвел фамилию Каминского (а также Халатова и Зеленского) в протоколе допроса замнаркома связи Ивана Жукова (который на февральско-мартовском пленуме призвал к немедленному расстрелу своего начальника, Рыкова). В тот же день Каминский выступил на пленуме с обвинениями против Берии и Буденного. Через несколько часов Каминского (а также Халатова и Зеленского) арестовали. К концу лета большинство участников февральско-мартовского пленума были арестованы[130].

      Судьбу арестованных решал Сталин и члены его ближайшего окружения. В списках НКВД лица, подлежащие аресту, делились на три категории: первая (расстрел), вторая (10 лет) и третья (от 5 до 8 лет). Третья категория вышла из употребления после июля 1937 года; вторая применялась нечасто. Списки утверждались несколькими членами Политбюро (они могли вычеркнуть какие-то имена или переместить их из одной категории в другую), возвращались в НКВД, а оттуда переправлялись в Военную коллегию Верховного совета, которая инсценировала судебные процессы и оглашала приговоры. Эта процедура, сложившаяся после зиновьевского процесса осенью 1936 года, стала стандартной со дня открытия февральско-мартовского пленума, когда к смерти «по списку» приговорили 479 человек, в том числе заместителя Радека в Бюро международной информации ЦК и официального историка Коминтерна, Александра Тивеля-Левита. За период 1936–1938 года таким способом было осуждено 43 768 человек (по 383 спискам), почти все по первой категории. Молотов подписал 372 списка, Сталин 357, Каганович 188, Ворошилов 185, Жданов 176, Микоян 8 и Косиор 5. Косиора расстреляли в феврале 1939-го, когда списки перестали использоваться. Председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Ульрих не жил в Доме правительства, но хорошо знал многих осужденных.

130

Н. Рабичев, «Гнилая и опасная теория», с. 56; Хаустов, Самуэльсон, Сталин, НКВД и репрессии, с. 77, 130–141; «Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года», Вопросы истории, (1992, № 10), с. 18.