Три метра над небом. Трижды ты. Федерико Моччиа

не только: в этом сезоне они показывают одни повторы. Разве телесезон уже кончился? Как ты думаешь? А сколько в этом году денег «Итальянское радио и телевидение» выкачало из нас, итальянцев?

      – Двести шестнадцать миллионов евро.

      Франческа внезапно поворачивается. Она по-настоящему удивлена.

      – Да неужели столько? Серьезно? И ты на них работаешь?

      – Да, и еще на «Рэтэ», «Мединьюс», «Медиасет», «Скай», на все цифровые каналы и другие сети.

      – А…

      Они замолкают. Родители Джин обмениваются нерешительными улыбками, словно хотели прояснить для себя что-то, кажущееся им обоим неясным.

      – Наверное, они думают, что я богач. И что ты сделала правильный выбор! – шепчу я на ухо Джин.

      – Дурак. – И вместо ответа она кусает меня за ухо.

      – Ай-ай-ай!

      Мы выезжаем на Старую Кассиеву дорогу. Машин стало меньше, и Габриэле прибавляет скорость. Я чувствую, как в кармане моего пиджака вибрирует мобильник. Пришла эсэмэска с неизвестного номера.

      «Тебе понравился подарок? Надеюсь, что да. Я написала тебе кое-что на последней странице, прочитал? Эй, не выбрасывай его. И дай мне знать. Спасибо. Б.».

      Я чувствую, что краснею. Мое сердце бьется быстрее, пытаюсь его усмирить.

      – От кого это? Что происходит?

      Джин это заметила.

      – Да так, ничего. Это по работе.

      Она мне улыбается.

      – В эти дни на тебя навалилось столько дел. Мне жаль.

      Пытаюсь ее успокоить:

      – Не волнуйся. Я разберусь с ними позже. В крайнем случае, завтра.

      Джин дает мне руку. Я ее крепко пожимаю. Потом она откидывается на спинку кресла и смотрит в окно. Отец включает радио, звучит музыка, на которую он набрел наугад. Это Дэмьен Райс, «The blower's daughter». Джин ее узнает. Теперь уже я беру ее за руку. Это саундтрек к фильму, о котором мы столько говорили – «Близость» – об отношениях, о любви, о предательстве. Помню, как после этого фильма она ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Я понял, что она хочет какое-то время побыть одна. Есть такие фильмы, которые неизбежно бередят старые раны – как шрамы, которые начинают ныть при перемене погоды. В тот вечер у нее изменилось настроение. Так что я пошел на кухню готовить ужин и накрывать на стол. Я нарочно шумел, чтобы она меня слышала. Я помыл листья салата, нарезал помидоры, открыл банку с тунцом и не порезался. Поставил кипятить воду и бросил в нее две щепотки соли крупного помола. Взял деревянную ложку, перемешал и не обжегся. Взял самую маленькую сковородку – если вдруг придется поджаривать лук с овощами. Банку с протертыми помидорами я перевернул, несколько раз постучал по дну, а потом открыл. Откупорил пиво и, когда уже собрался его пить, вышла она, в одной моей рубашке, босиком. Ее лицо было без макияжа или, лучше сказать, омыто слезами. Наверняка она не хотела, чтобы я это заметил. Или, может, мне было удобнее так думать.

      – Хочешь немного пива?

      Джин схватила бутылку, даже не поблагодарив меня, сделала большой глоток.

      – Поклянись мне, что больше никогда с ней не встретишься.

      – Она замужем.

      – Это