Три метра над небом. Трижды ты. Федерико Моччиа

холодное, идеальное.

      – Да.

      – Но я не поняла. Может, я должна была его сначала поставить, а уже потом выпить? Некоторые так говорят, но я никогда не понимала, почему.

      – Это правда. Странные легенды. Единственное, что я знаю наверняка – что при этом надо смотреть друг другу в глаза.

      – Что мы и сделали.

      Джин весело улыбается, а потом, ужасно обрадовавшись, решает описать мне меню вечера.

      – Так вот, я приготовила тебе мидии с перцем. Взяла такие большие, испанские, сбрызнула их белым вином, лимонным соком и приправила разными травами. Далее: сырые лангусты для тебя и на пару для меня. И, наконец, соленый сибас с картофелем фри. Тебе нравится?

      – Ты гениальная, Джин.

      Я беру половник и собираюсь положить ей мидий.

      – Нет-нет, мне не надо…

      – Почему?

      – В магазине их было мало, а я знаю, как они тебе нравятся.

      – Ладно, спасибо, но одну-то я тебе попробовать разрешу.

      Я чувствую себя виноватым и хотел бы начать свою исповедь прямо сейчас. Но как ей это сказать?

      «Знаешь, у меня есть сын, но мы можем от этого и абстрагироваться».

      Я ем мидию за мидией, я ненасытен, а она смеется – та, которой всегда хотелось, чтобы я ел медленнее, в этот вечер ничего не говорит: похоже, она позволяет мне все. Тогда я вытираю рот, выпиваю немного вина, снова наполняю бокал и опять пью. Но я должен сказать ей, должен.

      – Они тебе нравятся?

      – Ужасно, серьезно. Спасибо.

      Я смотрю ей в глаза и понимаю, что бы я сейчас ни сказал, это все разрушит. Хрустальный сервиз, падающий на пол вместе с буфетом, – вот каким был бы гул ее разбивающегося сердца. К тому же я еще должен кое-что понять сам. Так что я ей улыбаюсь.

      – Ты приготовила фантастический ужин.

      Джин безупречна, и на этот раз совиньон наливает мне она. Он кажется мне еще вкуснее, с легким фруктовым привкусом. Зато в ее бокале вино еще есть. Сырые лангусты – свежайшие, тают у меня во рту. Я беру кусок «музыкальной бумаги» – сардинского хлеба каразау, разрываю его на части и ем их одну за другой. Она смеется, качает головой, но ничего не говорит, уносит тарелки и передает мне блюдо с сибасом. Я чищу его, вынимаю косточки, удаляю жабры и передаю одну из рыб ей.

      Джин продолжает смотреть на меня и есть картошку фри. А я, заканчивая чистить сибаса, даю себе время вынуть из него последнюю косточку прежде, чем решиться сказать ей.

      – Эй, Стэп…

      Но я не отвечаю, не говорю даже «да».

      – Ты-то знаешь, что ты меня безумно возбуждаешь. И если этот ужин тебе так нравится, то ты нравишься мне, как сто таких ужинов!

      – Но ты не попробовала сибаса…

      – Нет, но я поела картошку фри. Она еще горячая и такая же потрясающая, как ты.

      Она обходит вокруг стола и целует меня долгим, страстным поцелуем.

      – Мммм, правда, картошка вкуснейшая, совсем свежая. Но ты всегда лучше.

      Мы продолжаем есть молча. Я должен ей это сказать, по крайней мере намекнуть. Вытираю рот, я уже достаточно выпил и знаю, что момент настал, потому