В огне революции: Мария Спиридоновна, Лариса Рейснер. Елена Майорова

не крикнула. Я все бредила“.

      Позднее, в официальном протоколе медицинского освидетельствования указывалось, что „…лицо все было отечное, в сильных кровоподтеках с красными и синими полосами. В течение порядочного промежутка времени не могла раскрыть рот, вследствие страшной опухлости губ, по которым наносились удары. Над левым глазом содрана кожа размером в серебряную монету в пятьдесят копеек, обнажив живое мясо. Зубы все выбиты. В середине лба имеется продолговатая гноящаяся полоса, на которой содрана кожа. На правой стороне на лбу, ближе к волосам, тоже содрана кожа порядочного размера. Левая сторона лица особенно сильно отечна. Вследствие страшной опухлости этой части лица (очевидно, били правой рукой или с правого плеча) левый глаз закрылся…“ Вдобавок ко всему перечисленному наблюдалось „кровоизлияние в сетчатку. Кисти рук сильно вспухшие. На ногах кровоизлияния и содранная кожа. Легкие совершенно отбиты. Горлом идет кровь. Двигаться не может. Периодическая потеря сознания. Бред, галлюцинации“.

      Такое состояние девушки не помешало переправить ее в тамбовскую тюрьму.

      По пути Аврамов, уверенный в своей безнаказанности, намеревался надругаться над изувеченной, измученной арестанткой. Он предупредил конвойных, что если из купе, куда поместили преступницу, будут доноситься крики, реагировать не следует, поскольку допрос он будет вести жестко. О домогательствах Аврамова имеется рассказ Марии. Позже врачи отмечали, что потерпевшая не дала осмотреть живот, грудь и спину. А в тюрьме она отчаянно боялась, что негодяй заразил ее сифилисом – обнаружив у себя сыпь и покраснение, Маруся в панике обратилась к доктору. К счастью, тревога оказалась ложной.

      Воображая покушение, девушка, безусловно, рассматривала и его возможные последствия. Наверно, она приготовилась к общественному осуждению, всестороннему порицанию, но была готова аргументированно защищать свою позицию. Наверняка она предусматривала и физическое давление – заключение в тюремной камере, скудную пищу, может быть, пощечины и даже казнь – и была к этому готова. Но настоящие пытки, циничное издевательство – сапогом в зубы, мордой об пол, грубое обнажение для глумления самых интимных уголков тела – такого она вообразить не могла. На всю оставшуюся жизнь террористка приобрела непримиримость в отношении нарушения ее личной неприкосновенности.

      Зверство Аврамова и Жданова вызвало общественный резонанс. Все происшедшее со Спиридоновой, широко обсуждалось и освещалось в губернской и столичной прессе. Основная внушаемая обществу мысль заключалась в том, что „девушка 21 года и трех месяцев от роду, находится в ужаснейшем состоянии“. Полиция обвиняла Юлию, сестру Маруси, в том, что она обнародовала ее письмо с рассказом о перенесенных издевательствах. После очередного свидания с сестрой у той было найдено еще одно письмо. Юлию арестовали. Была схвачена также третья сестра, Евгения, потом оправданная военным судом. В Тамбове проводил „журналистское