В огне революции: Мария Спиридоновна, Лариса Рейснер. Елена Майорова

здесь в привилегированном положении по сравнению с уголовными, которые целый день выполняли тюремные уроки, вязали варежки и шили рубахи на мужские тюрьмы, сучили пряжу на казну, выполняли работы за оградой тюрьмы, стряпали на всю тюрьму“. Их положение было куда хуже, чем у политических заключенных.

      Политические читали книги на разных языках, занимались философией, историей, политэкономией. Печатные издания, как и деньги, им регулярно присылали по почте. Новейшая беллетристика приходила в сборниках „Альманах“ и „Знание“. Особенно волновавшие тюрьму новинки иногда прочитывались коллективно вслух. Так были прочитаны „Мои записки“ и „Рассказ о семи повешенных“ Леонида Андреева. И. К. Каховская вспоминала: „Книги, конечно, были главным содержанием жизни, ее оправданием, смыслом, целью. Мы получали их в достаточном количестве с воли, главным образом научные, и подобрали небольшую, но ценную библиотеку по разным отраслям знания“.

      Большинство каторжанок утверждали, что пожалуй, из всех радостей в тюрьме – возможность углубленно мыслить и заниматься – больше всего захватывала и волновала. „Вспоминается, как сидишь вечером, кругом необычайная, какая-то отчетливая тишина, читаешь что-нибудь очень сложное и трудное, подчас крайне отвлеченное, и чувствуешь, физически ощущаешь острый процесс и радость мысли. Такое углубление в науку, такую радость занятий, трудно, конечно, представить на воле, где сама жизнь требует огромного напряжения и отнимает и физические и психические силы“.

      Весной 1911 года в связи с усилением режима политкаторжанок перевели в Акатуй. „Романтическая мальцевская юность уступила место суровому трудовому и еще гораздо более замкнутому акатуевскому совершеннолетию“, – записывала Каховская. Во время пути Маруся Спиридонова надеялась бежать. Из Швейцарии по поручению ЦК Партии социал-революционеров для организации побега приехал эсер-эмигрант Аркадий Сперанский. Деньги для этого достали В.Н. Фигнер, в прошлом член исполнительного комитета „Народной воли“, проведшая в заключении и ссылке более 20 лет, и С.Г. Кропоткина. Однако из этой затеи ничего не вышло, а сам Сперанский в результате угодил на поселение на 5 лет. На последней остановке – в Александровском заводе, в 17 километрах от Акатуя, Маруся выбросила револьвер, который у нее был на случай побега.

      В конце 1910 года на вечное поселение в Читканскую волость Баргузинского уезда была отправлена Ревекка Фиалка. Она пробыла в Баргузине до конца 1915 года без права передвижения даже по области.

      Самая старшая заключенная Лидия Езерская, жившая почти без обоих легких, в 1909 году была освобождена и выслана в Забайкальскую область. Инвалидами были признаны и досрочно освобождены Мария Беневская, у которой не было одной кисти руки и двух пальцев на другой, и М.В. Окушко, повредившая позвоночник при попытке побега из Литовского замка.

      В 1912 году с поселения бежали, направляясь в европейскую часть России, Радзиловская и Аскинази.