Сын атамана. Василий Иванович Сахаров

походного атамана подошли двое. Один остался стоять в тени деревьев, а второй направился к атаману, который, покуривая трубку, сидел на широком пеньке.

      – Поздорову ли дневал, атаман? – поприветствовал пришелец Кумшацкого.

      – Слава Богу! – ответил тот. – Ты кто?

      – Ты меня знаешь, Максим. Я Некрасов Игнат, мы с тобой вместе у Шереметева служили.

      – Вспомнил тебя, – атаман хлопнул по пеньку ладонью. – Ты офицера-немца убил, когда он солдатам зубы палкой вышибал.

      – Было такое, – подтвердил Игнат.

      – Зачем по полкам ходишь и людей разговорами смущаешь? Или ты подсыл царский, чтобы казаков на верность проверить?

      – Нет, я не подсыл. Прямиком с Дона к вам. Сейчас, пока мы с тобой разговоры ведем, может статься, в твою станицу царские солдаты входят, беглых ищут, а у тебя зять как раз из таких. Осиротеют твои внуки, когда батьку ихнего на цепи в Воронеж потянут.

      Атаман весело усмехнулся:

      – Сховают зятька дорогого до поры, и никто не отыщет.

      – Не в этот раз, Максим. Царь князя Долгорукого послал, и когда мы сюда ехали в Воронеже солдат из его команды видели. И ты хочешь – верь, а хочешь – нет, но только этот отряд уже к Дону подходит.

      – Кто из Долгоруких? – спросил Кумшацкий.

      – Юрий Владимирович, полковник.

      – Да… – задумчиво протянул атаман. – Тот шутить не станет, знаю его, будет зверствовать в полной мере. От кого вы прибыли и чего хотите?

      – Нас послал Кондратий Булавин из Бахмута. Он собрал на круг атаманов, и они порешили, что надо дать царю отпор. Кондрат станет новым войсковым атаманом – это точно. Все казачьи полки верхами, с тороками на заводных лошадях, по пути сжигая все военные магазины и грабя обозы, должны вернуться на Дон. В серьезный бой не вступать. От Булавина к тебе письмо имеется. Если бы ты меня не позвал, завтра я сам бы к тебе пришел.

      Некрасов протянул походному атаману лист бумаги. Кумшацкий откинул полог палатки и при свете горевшей внутри свечи принялся читать послание, временами шевеля губами и про себя проговаривая слова. Наконец, он закончил и спросил:

      – Полковники читали?

      – Да, все, кроме тех, кто на финляндской границе службу несет. Но и к ним уже гонцы отправлены.

      – Почему сразу ко мне не пришли?

      Игнат усмехнулся и хмыкнул:

      – Хм! А то я не понимаю, что ты бы нас сразу в колодки забил. Теперь-то казаки все знают, волнений все одно не избежать. И хоть как оно повернись, а половина полков все равно домой уйдет.

      – А если я откажусь в вашем бунте участие принять?

      – Неволить тебя не станем, – ответил Игнат. – Уведем казаков, сколько сможем. А когда Булавин с сечевиками на Дон придет, то помни, у тебя там дом и семья, а здесь только ложь и враги. Выбирай, с кем ты будешь в одном строю стоять.

      – Ладно, – сдался походный атаман – я с вами. Поутру соберем полковников и решим, как быть.

      – Клянись! – потребовал Некрасов.

      Кумшацкий вынул нательный крест и, поцеловав его, произнес:

      – Клянусь быть заодно с атаманом Булавиным и стоять за вольный Тихий