Жизни, которые мы не прожили. Анурадха Рой

природе и простой жизни. Довольно скоро он обнаружил неподалеку деревеньку, куда уходил рисовать и где в итоге три дня прожил в мазанке с крестьянами. Как ему удавалось с ними объясняться – никому было не известно, но вернулся он с горящими зеленью полей глазами и наполовину законченной картиной, готовый хоть на следующей неделе вернуться обратно.

      Он рассказал, что повстречал в деревне двух мужчин, в которых было что-то такое, что вызвало в его душе самый глубокий отклик. Расположившись на плетеной скамье[40] у своей хижины, они собирались было поесть, но, заметив его, усталого и сбившегося с пути, пригласили присесть к ним и пододвинули в его сторону блюдо с горячим пышным роти, на котором уже таял пузатый шарик белого масла. После долгой прогулки он был голоден и без промедления съел все, что ему предложили. Потом, уже когда увидел, насколько бедной была эта семья, он понял, что в тот день кто-то из них – скорее всего, женщина – остался по его вине без обеда. Никто ничего не сказал. Тем вечером они предложили ему еще два роти, маринованный огурец и несколько сырых луковиц и показали место во дворе, где он мог переночевать. Потрясенный их добротой, он оставил им все деньги, что нашлись у него в кармане, хоть и был уверен, что поступили они так не ради наживы. Он сказал, что эти двое напомнили ему жителей балийских деревень, кротких и тихих до такой степени, что иностранцы принимают скромность за невежество и считают их ни к чему не годными невеждами. А ведь нет ничего более далекого от правды. Это развитые, культурные и чуткие люди. С превосходным художественным и музыкальным вкусом.

      – Я никогда не слышал их музыки, – признался дада.

      Вальтер Шпис возбужденно подскочил на месте, пробежал пятерней по волосам и, помахивая трубкой, продолжил свой рассказ:

      – Она не имеет себе равных. Когда я впервые оказался на Яве, мне довелось услышать выступление королевского гамелана[41] в Джокьякарте – началось все тихой, мерной капелью, потом наступил черед низких, рокочущих ударов гонга, столь глубоких, что они вызывали какую-то смутную тревогу. Попеременно чередуясь с ними, взволнованно переговаривались барабаны. Временами все затихало, но потом музыка возвращалась – капля за каплей – невесть откуда. Меня переполняла радость! Мне ничего не хотелось, только бы слушать эту музыку и узнать про нее как можно больше.

      – Вам это удалось? – поинтересовался дада.

      – Я нуждался в деньгах. Работы тогда у меня не было: я только сошел на берег с грузового судна. Можете себе представить, каково мне было: приходилось наяривать фокстрот на рояле, чтобы всем этим голландским телам было под что покачиваться на танцполе. Вот чем я тогда занимался, чтобы прокормиться.

      – Ну, я-то против фокстрота ничего не имею. Сам и фокстрот танцевал, и даже вальсировал в свое время, – признался дада. – Лиза Макнелли подтвердит.

      – Да ладно вам, доктор Розарио, – рассмеялся Вальтер Шпис. – Это все, что вы можете мне предложить? Я здесь в поисках индийской музыки. Отыщите мне

40

Имеется в виду чарпой (хинди — четырехногий) – традиционная индийская скамья из плетеных веревок, которую в жару используют в качестве уличной кровати.

41

Гамелан – традиционный индонезийский оркестр, основу которого составляют ударные музыкальные инструменты.