Аномалии личности. Психологический подход. Б. С. Братусь

в переводе с греческого), вбирающий начала и концы, альфу и омегу, определяющий миропорядок, идентифицирующийся с Самим Богом[152]. Но в то же время и слово с малой буквы как микрокосм, отражающий макрокосм, несет в себе зачатки, матрицу своей потенциальный свободы и созидательности. И для Выготского слово с малой буквы не только озвученный знак, важнейший инструмент и опора для человеческих дел и мыслей, но и нечто иное, инопорядковое: «Если даже, – писал он в „Мышлении и речи“, – вместе с Гете не оценивать слишком высоко слово как таковое, то есть звучащее слово, и вместе с ним переводить библейский стих „В начале было дело“, то можно прочитать его с другим ударением…»[153]

      «Ударение» Леонтьева замыкает слово в деятельности. Выготского – размыкает (или – если сказать осторожнее – намекает на возможность такого размыкания). Куда, в какое пространство?

      «Наше исследование, – пишет Выготский далее в „Мышлении и речи“, – подводит нас вплотную к порогу другой, еще более обширной, еще более глубокой, еще более грандиозной проблемы, чем проблема мышления, – к проблеме сознания»[154]. Ну и она не конечна. «За сознанием лежит жизнь», – любил повторять Выготский.

      Спустя почти 30 лет после исследований Л. С. Выготского С. Л. Рубинштейн заканчивает свою последнюю книгу «Человек и мир» (частично опубликованную только в 1976 году, а полностью – лишь в 90-х годах), в которой проступает та же интенция. Напомним уже приведенные ранее слова из этой рукописи: за проблемой психического «закономерно, необходимо встает другая, как исходная и более фундаментальная, – о месте уже не психического, не сознания только как такового во взаимосвязи явлений материального мира, а о месте человека в мире, в жизни»[155].

      Ясно, что при последовательной реализации такого подхода, выходящего (претендующего выходить) на категорию жизни, одними «взаимосвязями явлений материального мира» или «физикой» не обойтись. Нужна «метафизика», умозрения, апеллирующие к сверхчувственным образованиям и понятиям – добро, красота, вера, любовь, ответственность. С. Л. Рубинштейн – единственный из признанных психологов советского периода, кто начал (пусть и «в стол», для себя и потомков) это поприще. Л. С. Выготский, ушедший из жизни в 37 лет, – не успел. Можно только предполагать, что он сумел бы показать, как сверхчувственное в психологической жизни соотносится с чувственным, идеальное с материальным, ценностное с потребностным. Наверное, это была бы, как он писал в 1929 году со ссылкой на Полицера, «психология в терминах драмы»[156]. Или в терминах другого, еще более почитаемого им жанра – трагедии: «Трагическое как таковое вытекает из самих основ человеческого бытия, оно заложено в основании нашей жизни, взращено в корнях наших дней. Самый факт человеческого бытия – его рождение, данная ему жизнь, его отдельное существование, оторванность от всего, отъединенность и одиночество во вселенной, заброшенность из мира неведомого в мир ведомый и постоянная отсюда проистекающая его отданность двум мирам –

152

Приведем полностью первый стих: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1: 1).

153

Выготский Л. С. Психология развития человека. М., 2004. С. 1017.

154

Там же.

155

Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 254.

156

Выготский Л. С. Конкретная психология человека // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1986. № 1.