Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения. Клаус-Михаэл Богдаль

исмаэлиты, потомки «египетской служанки»[195] Агари, или самаритяне при рабби Элиасе в XVI столетии.

      Будь то Хам, Хус или Мефраим, жизнь этих «африканских» праотцов овеяна легендами, в которых делается попытка объяснить признаки рода наказанием или проклятием Божьим. Они находятся в отчетливой оппозиции к героическим предкам германских родов, таким как Туиско, Вандалус, Тойто или Баварус, о которых со знанием дела рассказывают в этимологической ретроспекции историографы-гуманисты, такие как Авентин, Генрих Бебель (1472–1518), Якоб Вимфелинг (1450–1528) или Конрад Цельтис (1459–1508)[196]. Подобное можно сказать о легендарных основателях других европейских стран, таких, как «Францио, Бритус, Дан, Нор, Чех, Хунор, Рус», или же «Италус» и «Гиспанус»[197]. Ветхозаветная «Книга царей» предоставляет достаточно материала, на основе которого можно выстроить акт основания и древнюю историю одновременно как территориальный захват и как обеспечение безопасности. Для Цельтиса «germani» – это «те, кого никогда не побеждали, поэтому никогда не изгоняли»[198]. Тот факт, что они были не «пришлые (advenae)», характеризует их как «превосходящих». Свое своеобразие «они уберегли от вредного влияния чужих племен и народов»[199]. По Генриху Бебелю, они – «почти единственные среди всех наций на земле, кто мог править без примеси пришлых и с древних времен обходился без какого-либо внешнего ига»[200]. Из-за этой прочной привязки к земле все «чужие племена… неизбежно должны были избегать нашей virtus[201]»[202]. Территориальное мышление, которое здесь шаг за шагом представляет себя как национальное или «народное», порождает генеалогические конструкты. Они способствуют созданию закрытого пространства и подчеркиванию различий между своим, которое теперь всегда превосходит чужое, – и этим чужим. Территориальной силе и достоинству – о национальной гордости говорить еще рано – противостоит позорище бездомных, слабость рассеянных по всему миру нецивилизованных потомков Хама.

      Указания самих цыган на свое происхождение на фоне гуманистически х генеалогий очень скудны. В анонимном труде 1701 г. сообщается, что они «клятвенно заверяли / что первоначально были христианами /…что король мавров / который, по мнению папистов / звался Каспар /…якобы был их первым христианским королем»[203], что автор-протестант без особых рассуждений счел невероятным. Все вновь и вновь в качестве родины цыган называют Египет, который им пришлось покинуть, чтобы век странствовать. В одной из самых драматических версий утверждается, что «в Египте пойдет… кровавый дождь»[204], если они когда-нибудь станут оседлым народом[205]. Всякого рода генеалогические спекуляции были более чем на руку тем, кто на заре Нового времени проводил политику изоляции и изгнания. В историографических трудах и обзорах того времени за подробным изложением нередко следует тезис о том, что цыгане – это не народ, а особая разновидность пройдох и попрошаек. Томазиус в своем труде «Занимательный трактат о

195

Эту позицию отстаивает знаменитый германист Карл Зимрок, ср.: [Simrock 1853: 433].

196

Об этом см.: [Borst 1957: 924].

197

[Ibid.].

198

[Münkle et al. 1998:236].

199

[Ibid.].

200

Цит. no: [Ibid.: 239].

201

virtus (лат.) – ‘сила’.

202

Цит. по: [Münkle et al. 1998: 240].

203

[Anonym 1701: [2]].

204

Цит. по: [Opfermann 2007: 77].

205

[Ibid.].