Евгений Онегин. Александр Пушкин

с ним проститься был бы рад.

      Прочтя печальное посланье,

      Евгений тотчас на свиданье

      Стремглав по почте поскакал

      И уж заранее зевал,

      Приготовляясь, денег ради,

      На вздохи, скуку и обман

      (И тем я начал мой роман);

      Но, прилетев в деревню дяди,

      Его нашел уж на столе,

      Как дань готовую земле.

LIII

      Нашел он полон двор услуги;

      К покойнику со всех сторон

      Съезжались недруги и други,

      Охотники до похорон.

      Покойника похоронили.

      Попы и гости ели, пили

      И после важно разошлись,

      Как будто делом занялись.

      Вот наш Онегин – сельский житель,

      Заводов, вод, лесов, земель

      Хозяин полный, а досель

      Порядка враг и расточитель,

      И очень рад, что прежний путь

      Переменил на что-нибудь.

LIV

      Два дня ему казались новы

      Уединенные поля,

      Прохлада сумрачной дубровы,

      Журчанье тихого ручья;

      На третий роща, холм и поле

      Его не занимали боле;

      Потом уж наводили сон;

      Потом увидел ясно он,

      Что и в деревне скука та же,

      Хоть нет ни улиц, ни дворцов,

      Ни карт, ни балов, ни стихов.

      Хандра ждала его на страже,

      И бегала за ним она,

      Как тень иль верная жена.

LV

      Я был рожден для жизни мирной,

      Для деревенской тишины:

      В глуши звучнее голос лирный,

      Живее творческие сны.

      Досугам посвятясь невинным,

      Брожу над озером пустынным,

      И far niente[4] мой закон.

      Я каждым утром пробужден

      Для сладкой неги и свободы:

      Читаю мало, долго сплю,

      Летучей славы не ловлю.

      Не так ли я в былые годы

      Провел в бездействии, в тени

      Мои счастливейшие дни?

LVI

      Цветы, любовь, деревня, праздность,

      Поля! я предан вам душой.

      Всегда я рад заметить разность

      Между Онегиным и мной,

      Чтобы насмешливый читатель

      Или какой-нибудь издатель

      Замысловатой клеветы,

      Сличая здесь мои черты,

      Не повторял потом безбожно,

      Что намарал я свой портрет,

      Как Байрон, гордости поэт,

      Как будто нам уж невозможно

      Писать поэмы о другом,

      Как только о себе самом.

LVII

      Замечу кстати: все поэты –

      Любви мечтательной друзья.

      Бывало, милые предметы

      Мне снились, и душа моя

      Их образ тайный сохранила;

      Их после муза оживила:

      Так я, беспечен, воспевал

      И деву гор, мой идеал,

      И пленниц берегов Салгира.

      Теперь от вас, мои друзья,

      Вопрос нередко слышу я:

      «О ком твоя вздыхает лира?

      Кому, в толпе ревнивых дев,

      Ты посвятил ее напев?

LVIII

      Чей взор, волнуя вдохновенье,

      Умильной лаской наградил

      Твое

4

Безделье, праздность. – Итал.