Монбар Губитель. Густав Эмар

с лошади, понимаете?.. Я уже говорил об этом лейтенанту, подавая рапорт.

      – Очень хорошо. Я подтвержу твои слова.

      – Благодарю, майор. Теперь мне остается задать вам еще один вопрос.

      – Говори.

      – Вы должны получить от лейтенанта разрешение, чтобы из всего экипажа никто, кроме Тихого Ветерка и меня, не ухаживал за командиром. Видите ли, майор, мы его старые матросы, он может говорить при нас все не стесняясь; кроме того, ему будет приятно видеть нас возле себя. Вы получите разрешение от лейтенанта, майор?

      – Да, мой друг, я знаю: ты человек честный и очень привязан к командиру; знаю также, что он полностью доверяет тебе; поэтому не тревожься, я все устрою. Только ты и твой товарищ будете входить сюда вместе со мной, пока граф болен.

      – Крайне вам признателен, майор. Если представится случай, я отблагодарю вас. Говорю вам по чести, как баск, вы – предостойный человек.

      Врач расхохотался.

      – Вернемся к нашему больному, – сказал он, чтобы прекратить разговор.

      Несмотря на все принятые врачом меры, обморок графа продолжался целый день.

      – Потрясение слишком сильно, – заметил врач, – могло произойти кровоизлияние в мозг.

      Только к вечеру, когда фрегат давно уже шел под парусами, оставив далеко позади кадисский рейд, наступил кризис, и состояние графа несколько улучшилось.

      – Сейчас он придет в себя, – сказал доктор. Действительно, судорога пробежала по телу графа, он открыл глаза, но взгляд его был мутным и диким. Он вращал глазами во все стороны, как бы стараясь узнать, где находится и почему лежит в постели. Три человека, не спуская с него глаз, заботливо наблюдали за этим возвращением к жизни, не казавшимся им, впрочем, успокоительным. Особенно был встревожен врач; лоб его нахмурился, брови сдвинулись от волнения. Вдруг граф приподнялся и сказал резким и жестким голосом Мигелю, стоявшему возле него:

      – Лейтенант, почему вы не собрали экипаж к сражению? Ведь испанский корабль опять убежит от нас!

      Врач сделал Мигелю знак.

      – Извините, командир, – отвечал матрос, потакая фантазии больного, – все готово к сражению.

      – Очень хорошо, – сказал больной.

      Потом вдруг мысли его переменились и он прошептал:

      – Она придет, она мне обещала!.. Нет! Нет! Она не придет… Теперь она умерла для меня!.. Умерла! Умерла! – повторил он глухим голосом.

      Потом вдруг громко вскрикнул:

      – О! Как я страдаю, Боже мой! – И слезы полились из его глаз.

      Граф закрыл лицо руками и опять упал на постель. Оба матроса тревожно всматривались в бесстрастное лицо врача, стараясь прочесть на нем, чего они должны опасаться и на что надеяться. Внезапно врач облегченно вздохнул, провел рукой по своему лбу, влажному от пота, и, обернувшись к Мигелю, сказал:

      – Слава Богу! Он плачет, он спасен!

      – Слава Богу! – повторили матросы, набожно перекрестившись.

      – Не думаете ли вы, что он сошел с ума, майор? – спросил Мигель дрожащим голосом.

      – Нет,