Операция прикрытия (сборник). Эдуард Хруцкий

продолжал он горько. – Убили в народе веру в правду, страх посеяли. А страх – дело опасное, товарищ начальник, он ненависть родит.

      – Пусть он идет, – задумчиво сказал Павлов.

      – Иди, Тройский, а то твоя баба слезами изошла. – Волощук махнул костылем.

      Тройский быстро, почти бегом, заспешил к своей усадьбе. Павлов смотрел ему вслед и видел, как он перемахнул через плетень, как женщина обняла его и, тесно прижавшись, пошла вместе с ним к хате.

      – Вы, товарищ Волощук, – нарушил тишину Давыдочев, – председатель сельского Совета, партийный, значит, передовой человек, а чушь городите. Страх, ненависть. Несознательность это, мракобесие. Вы им должны текущий момент разъяснять.

      – Момент? – Волощук резко обернулся к лейтенанту, так что костыли заскрипели жалобно, и посмотрел на него недобро и тяжело: – Момент, говоришь? Вот ты сначала порядок здесь наведи, а потом я им политграмоту зачту…

      Гремя и подпрыгивая на ухабах, к усадьбе Капелюха подлетела полуторка.

      – Товарищ подполковник, – крикнул офицер милиции, – «додж» нашли.

      «Додж» стоял на развилке дороги, тяжело осев на переднее колесо.

      Навалившись на руль, словно заснув на минуту, в нем сидел человек.

      – Так, – сказал Павлов. – Так.

      Он влез в машину, осмотрел убитого.

      – Одна пуля в бок, вторая – в затылок.

      – Он, наверное, раненый еще вел машину, а когда скат сел, они его добили.

      – Бандюги, они и есть бандюги, – сказал один из милиционеров.

      – Положите его и осмотрите как следует. Что еще?

      – Весь кузов в крови, на бортах шерсть. Видимо, корову тащили. Следы волока уводят в лес, – сказал эксперт-криминалист.

      Убитый лежал на земле, в кургузой, явно не по росту солдатской гимнастерке, в фасонистых немецких бриджах и немецких хромовых сапогах с пряжками. Рядом с ним на куске брезента лежал портсигар, зажигалка, пачка красных тридцаток и немецкий десантный нож. Павлов взял нож, нажал на кнопку, острое жало выскочило из рукоятки.

      – Больше ничего?

      – Ничего.

      – Грузите в машину.

      Мимо убитого вереницей шли жители села, всматривались в залитое кровью лицо, молча отходили.

      Тройский наклонился к убитому и отшатнулся испуганно.

      – Не опознали, – повернулся к Павлову Волощук. – Я же говорил вам, что народ у нас пуганый, им веру надо внушить в нашу правду и силу.

      – Внушим, председатель, внушим. – Павлов повернулся и пошел к дому Капелюха.

      – Вот вы уедете, – сказал Волощук, шагая за ним, – а мы останемся…

      Он замолчал внезапно и сдернул с головы старую, истертую, выгоревшую фуражку с зеленым пограничным верхом: из хаты милиционеры выносили покрытые брезентом трупы.

      – Вы их похороните, – сказал Павлов. – Как положено. Видать, в лесу у вас банда. Оставляю вам лейтенанта, он с участковым бандой займется.

      Волощук недоверчиво посмотрел на лейтенанта. Уж слишком по-юношески тонок был этот парень в синей милицейской гимнастерке.

      – Да, помощник…

      – Он