Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

глыб, которые, как гласит одна из древних легенд, были принесены сюда исполинами дэвами, не то крылатыми демонами по воле Создателя, ещё миллионы лет назад.

      Аллага шекур…Когда младший сын Имама Магомед-Шапи взялся укреплять и готовить гору к обороне, из-за нехватки людей и средств были проведены только простейшие укрепительные работы на самых важных и судьбоносных рубежах. Даже для того, чтобы передать то или иное распоряжение, не хватало людей! Посты, расположенные на самых опасных участках не имели связи между собой.

      Что ж, верно сказано: у победителя – день, у побеждённого – ночь. Как верно и то: побеждённый ненасытен в борьбе. А мужество и стойкость воина узнаются, когда наступает срок испытаний.

      * * *

      Хай, хай…Мало, крайне мало было защитников Гуниба…Но и маленьким ключом можно открыть большой, окованный железом сундук. В те времена у Шамиля как-то спросили:

      – Скажи, Имам, как могло случиться, что крохотный полуголодный Дагестан веками был способен сопротивляться могущественным государствам и устоять против них? Как мог он полвека биться со всесильным Белым Царём?

      В безмерно уставших глазах Имама, казалось, отразился раскалённый перламутр былых и грядущих пожаров. В медных пальцах неспешно щёлкнуло яшмовое зерно чёток, подведя черту затянувшейся паузе. После чего, Шамиль тихо, но твёрдо изрёк, убеждая собравшихся воинов и мудрецов, в своей выстраданной мысли:

      – Дагестан никогда бы не выдержал такой борьбы, если бы в груди его не горело пламя любви и ненависти. Этот огонь и творил чудеса и совершал подвиги. Сей огонь и есть душа Дагестана, то есть сам Дагестан, – его плоть и кровь.

      Я сам кто такой? – с усмешкой продолжал великий Шамиль, снова щёлкая каменным зерном, – Сын садовника Доного из обычного горского аула Гимры. Уо! Я не выше ростом и не шире в плечах, чем другие люди. В детстве был хилым и слабым волчонком. Глядя на меня, взрослые качали головами и говорили родителям, что долго не протяну. Сначала я носил имя Али. Но когда я хворал, это имя заменили Шамилем, надеясь, что вместе со старым именем уйдёт моя болезнь, а вместе с нею и злые, нечистые духи, что кружились над моей колыбелью. Шамиль – странное и чужое, для наших мест, имя…Но я выжил и рос с ним…Я не видел большого мира. Не воспитывался в больших городах. Я не был обладателем большого добра и богатства. Учился я в медресе в своём ауле…Но всегда помнил из какого я рода. Приёмы – ничто, воля – всё. Сила воли, которая и есть наш горский дух – наш огонь. Воллай лазун! Однажды он просыпается в каждом. Проснулся и во мне…Давно это было, но я не забываю, да и не хочу забывать. В ту минуту я и стал Шамилем, которого знаете вы…Главное сберечь этот огонь…Не дать угаснуть ему.

      * * *

      И всё же, какой бы ни был огонь в груди,. .но одна ладонь шуму не сделает. Трудно, невыносимо трудно было Имаму и его соратникам. Искренне глубоко ужасались за их судьбу те, кто по злой воле изменников остался глух к призывам Пророка. Те, кто променял честь и имя, на кусок баранины и хинкал. Саблю на ложку, а коня на осла.

      Волла-ги!