Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина. Сборник

«Колокола»

Часть 3, глава 5

      На Благовещенье, как на Светлый день, солнце играет. Звон колокольный играет в этот день с солнцем – радостный, легкий, веселый. Ему указано в этот праздник: «Благовествуй земле радость велию!» В Благовещенскую утреню Архангел с Богородицей в церкви разговаривают. Канон за утреней, в Темьяне, в соборе, читали на два голоса: за Архангела читал псаломщик, Кратиров, за Богоматерь – ранний батюшка, отец Михаил[1]. Любители сходились со всего Темьяна послушать, как, стоя на разных клиросах, мудрственно и смиренно будет отец Михаил, Богородицыными словами, перечить Архангелу, приветствующему Пречистую усладительным голосом Кратирова[2], облаченного в белый стихарь (отец Михаил, в вишневой рясе, с епитрахилью из белого шелка).

      Великопостный вседневный звон тихим ненастьем висел, в течение долгих недель, над городом. В Благовещенье прорывалось это ненастье яркими солнечными лучами. Многие звонолюбцы прашивали у Николки позвонить к благовещенской обедне: благовещенский звон – скорбей отгон, – но Николка, поглядывая с колокольни на площадь, всем отказывал. Чумелый отводил в сторону обиженных любителей и разъяснял:

      – Расстригу ждет.

      Перед самым началом звона показывался на площади старик в порыжелом ватном халатике выше колен, в высоких сапогах, облепленных весенней грязью. Ветер, вешний вольный шатун, теребил и путал его седые волосы. Обеими руками прижимал старик к халатику клетки с птицами, и к двум большим пуговицам, пришитым почти под подбородком, были прилеплены у него две деревянные клеточки. Старик спешно шагал к колокольне, высвобождая ноги из топких западней и капканов, расставленных весной и солнцем в липучей грязи и в последнем снеге, дотаявавшем на площади. Мальчишки бежали впереди, заглядывая в клетки с птицами. У двухтрех из них также были в руках клеточки. Старик в халатике с трудом влезал на колокольню с своим птичьим грузом. Николка приветливо встречал его. Чумелый заглядывал в клетки.

      – С праздником, братие! – с улыбкою возглашал пришедший.

      – Взаимно и вас, – отвечал за всех Николка.

      Пришедший, с помощью Чумелого, принимался разгружать птичий груз.

      – Чижи у вас ныне очень хороши, Серафим Иваныч, – замечал Чумелый, отцепляя клеточку от большой пуговицы, – с зобиками.

      – Ползимы кормил.

      Серафим Иваныч расстегивал халатик, отирая пот с чела.

      – Раскормили. Полетят ли?

      – Полетят ли? – переспрашивал старик и раздумчиво повторял еще: – Говоришь, полетят ли?

      Он подходил к пролету и, сделав ладонью навесик над глазами, смотрел на солнце. Насмотревшись, обращался к Николке:

      – Играет… Только будто тусклей прошлогоднего. Как находишь, Никола Петрович?

      – Будто, тусклей, – отвечал Николка.

      – И замечаю: с каждым годом тусклей, будто нерадостней играет. Или смотреть на грязь людскую око у него уж натрудилось? Бельмо мы нагнали ему своим зложитием. Или это сами мы с тобой тускнеем год от году, Никола Петрович, а на солнце валим свою тусклоту? А? Это будто вернее? А солнышко светит по-прежнему.

      Старик рассмеялся, как золотой горошек рассыпал звонко по хрустальному блюду, и повернулся к Чумелому:

      – Полетят! Еще как полетят, прелюбезный мой!

      Мальчики обступили птиц. Серафим Иваныч

1

Канон Благовещению построен как диалог Архангела Гавриила и Пресвятой Богородицы. (Прим. ред.)

2

Кратир— кубок, чаша с вином (греч.).(Прим. ред.)