Мертвый сезон в агентстве «Глория». Фридрих Незнанский

диадема графа Демидова?

      — Если навскидку? Ну, к примеру, у Жоржа Аракеляна. У бывшего бухгалтера Комара. В сейфе американского миллиардера. Наконец, в кармане одного известного тебе российского олигарха, бывшего толкового офицера из Афгана.

      — Даже так?! Ты полагаешь, в столице-матушке?

      — А почему бы и нет?

      — В кармане господина Боярова? Я ведь правильно тебя понял?

      — Не исключаю, тем более что его жена, Елена Юрьевна, прямой потомок тех самых графов Демидовых.

      — А вот этого не знал...

      — Так ее девичья фамилия Демидова. Она член Московского дворянского собрания.

      — Они, кажется, проживают где-то поблизости от тебя? Тоже на Арбате?

      — На Пречистенке, если быть точным. Небольшой симпатичный особняк этот когда-то принадлежал предкам Елены Юрьевны. Купили коммунальную развалюху, которая, как говорится, даже не охранялась государством, и сделали конфетку. И теперь можно вешать любую табличку, хоть золотую, — улыбаясь, рассказывал Кротов. — Пока расселял жильцов да возводил заново стены, многие Боярову советовали отказаться от этой затеи. Проще, конечно, соединить, к примеру, четыре квартиры в одну и заполучить себе целый этаж, этак по-американски. Но видимо, демидовская жилка Елены Юрьевны подвигла Николая Андреевича на строительный подвиг. Поинтересуйся как-нибудь, в самом деле замечательный особнячок.

      — Действительно, любопытно.

      — И главное — есть над чем поразмышлять.

      — Послушай, может, не так уж глупа мысль, что господин Бояров, обивая, как ты говоришь, пороги американских финансистов, как раз и старался ради той самой демидовской диадемы?

      — Отчего же глупа? — уклончиво заметил Кротов.

      Турецкий выложил на стол фотографию. Алексей Петрович мельком глянул:

      — Комар это. Валерий Михайлович.

      — Ты его знаешь?

      — Встречался в Штатах.

      Турецкому было известно, что Кротов провел несколько месяцев в Нью-Йорке в связи с делом об отмывании российских денег в американских банках, но, зная скрытность товарища, предпочитал не задавать прямых вопросов, а делать как бы намеки. Кротов сам отвечал, когда считал нужным, либо отделывался шуткой. Вот и сейчас, чувствуя, что не настроен Алексей продолжать, Турецкий плеснул себе в рюмку коньяка и жестом предложил Кротову последовать его примеру.

      — Понимаю, — хмыкнул Кротов. — Но сейчас можешь не стесняться. Задавай вопросы.

      — Что-то изменилось? — поднял брови Турецкий.

      — В некотором роде... Я подумал, что можно попытаться вернуть все-таки национальное достояние России.

      — А не получится так: что с возу упало, то пропало?

      — Тут особый случай. Драгоценности, как тебе известно, не едят. Их можно либо уничтожить, скажем, переплавить, или спрятать подальше. Первое не годится, поскольку все предметы имеют не только материальную, денежную, но и еще большую художественную ценность. Да и не уничтожения ради их, видимо, приобретали. А значит, их можно найти.