Виновница страстей. Елена Арсеньева

не было: им предписывалось выходить на задний двор, в нарочно для этого поставленный накануне бала деревянный павильончик-ретирадник.

      Между прочим, балы у Прокошевых были так популярны именно потому, что гостеприимные хозяева не только старались развеселить гостей, кормили досыта, поили допьяна, но и пеклись об их самочувствии и здоровье, а не вынуждали терпеть невыносимые страдания весь вечер.

      Аглая пустилась догонять рыжую блудницу. Та скрылась за дверью ретирадника. Аглая сбавила шаг, еще не зная, что намерена предпринять. Вдруг она увидела несколько умывальных кувшинов с водой, стоявших у стены. Видимо, их приготовили служанки для мытья бурдалю.

      Аглая слегка приоткрыла дверь и заглянула в освещенный несколькими свечниками ретирадник. На удачу, рыжая оказалась там единственной посетительницей, и служанка тоже была одна.

      Аглая отпрянула, схватила самый большой кувшин, от волнения не чувствуя его тяжести, и замерла за дверью, молясь, чтобы никто больше не появился, чтобы никакой даме не понадобилось именно сейчас посетить это уединенное местечко. И ей повезло: в тот миг, когда дверь ретирадника начала отворяться, коридор оказался пуст.

      Как только рыжая особа ступила за порог, Аглая выплеснула ей в лицо воду – и с силой захлопнула дверь, заглушив истошный вопль соперницы и вынудив ее буквально ввалиться обратно в ретирадник, а сама кинулась наутек. Аглая ничуть не беспокоилась о том, что рыжая могла ее заметить: она просто не успела бы; к тому же коридор был темен, да и когда тебе в лицо плещут водой, вряд ли ты будешь особо внимательно присматриваться к тому, кто это делает.

      Наверное, то, что она натворила, вполне можно было бы назвать «фи» и даже «фи-фи», поэтому, чтобы избавиться от угрызений совести и укрепить свою решимость, Аглая принялась едва слышно бормотать модные стихи «Анакреона под доломаном», как называли в обществе поэта-гусара Дениса Давыдова:

      Море воет, море стонет,

      И во мраке, одинок,

      Поглощен волною, тонет

      Мой заносчивый челнок.

      Но, счастливец, пред собою

      Вижу звездочку мою —

      И покоен я душою,

      И беспечно я пою:

      «Молодая, золотая

      Предвещательница дня,

      При тебе беда земная

      Недоступна до меня.

      Но сокрой за бурной мглою

      Ты сияние свое —

      И сокроется с тобою

      Провидение мое!»

      Уповая на то, что звездочка удачи не сокроется за бурной мглою и еще хотя бы некоторое время будет благословлять даже самые дерзкие ее поступки, Аглая подбежала к дверям залы, где как раз закончилась очередная мелодия, шмыгнула за портьеру, чтобы избежать встречи с другими дамами, которые веселой стайкой устремились к ретираднику, и принялась всматриваться в расходящиеся с паркета пары.

      А вот и Лев! Стоит у окна; рядом по-прежнему топчется и что-то жарко говорит Вася Шацкий. Светловолосый гусар, который намеревался пригласить Аглаю танцевать, видимо, отчаялся ее дождаться