Земные ангелы (сборник). Лев Толстой

– шайтану?

      – Шайтану, бачка, как же, шайтану.

      – За что же ты его угостил?

      – А за то, бачка, что он нас не заморозил: я ему, бачка, за это собачку дал, пусть его лопает.

      – Гм! Да он-то пусть лопает, – не облопается, а собачонку жаль.

      – Чего, бачка, жалеть: собачка плохая, скоро бы дохнуть стала; ничего, бачка, – пусть его берет – лопает.

      – Да; так ты с расчетом: дохленькую ему дал…

      – Как же, бачка.

      – А скажи, пожалуйста: куда мы это теперь едем?

      – Не знаю, бачка, след ищем.

      – А где мой поп – товарищ?

      – Не знаю, бачка.

      – Как же нам его найти.

      – Не знаю, бачка.

      – Может быть, он замерз?

      – Зачем, бачка, замерз: снег есть – не замерзнет.

      Я вспомнил опять, что с Кириаком есть еще и бутылка с согревающим питьем и провизия, и – успокоился. Со мною ничего этого не было, а я теперь охотно поел бы хоть собачьей юколы, но боялся о ней спросить, потому что не уверен был, есть ли она с нами.

      Целый день мы кружили как-то зря; я это видел – если не по бесстрастному лицу моего возницы, то по неспокойным, неровным и тревожным движениям его собак, которые всё как-то прыгали, суетились и беспрестанно метались из стороны в сторону. Моему дикарю с ними было много хлопот, но его неизменное бесстрастное равнодушие не покидало его ни на минуту; он только работал своим орстелем как будто с несколько большим вниманием, без которого нам, конечно, в этот день сто раз быть бы выброшенными и остаться любо среди степи, либо где-нибудь под лесами, мимо которых мы проезжали.

      Но вот вдруг одна собачка ткнулась мордою в снег, дрыгнула задними лапами и пала. Дикарь, разумеется, лучше меня знал, что это значит и какою угрожает нам новою бедою, но не выразил ни страха, ни смущения; так же, как и всегда, от твердою, но бесстрастною рукою застремил в снег свой орстель и дал мне держать этот якорь нашего спасения, а сам поспешно сошел с саней, вынул изнемогшего пса из хомутика и потащил его взад, за сани. Я думал, что он хочет пришибить и закинуть куда-нибудь этого пса; но, оглянувшись, увидел, что и эта собака уже висит на дереве, и из нее опять ползут вниз кровавые черева. Отвратительное зрелище!

      – Это что опять? – крикнул я ему.

      – А шайтану ее, бачка.

      – Ну, брат, довольно будет с твоего шайтана; много ему по две собачки на день есть.

      – Ничего, бачка, пусть лопает.

      – Нет, не «ничего», – говорю, – а если ты их так будешь колоть, то ты их всех шайтану переколешь.

      – Я, бачка, ему тех даю, которые дохнут.

      – А ты бы их лучше покормил.

      – Нечем, бачка.

      – Вот оно что! – Это сказалось то самое, чего я и боялся.

      А короткий день уже опять клонился к вечеру, и остальные собачонки, видимо, совсем устали, из сил выбились и начали как-то дико похаркивать и садиться. И вдруг еще одна пала, а прочие все, как по уговору, все сразу сели на хвосты и завыли, точно тризну по ней правили.

      Дикарь мой