Мозг из жевательной резинки. Александра Нюренберг

поступать нехорошо, но ей здесь нечего делать.

      Тридцатисантиметровый слой белого пепла, выложенный в виде шоссе, показался внизу…

      Возрождение. Спустя семь тысяч лет.

      Расцвет океанического года пришёлся на праздник Насущной Рыбы. Великолепные, сильные, смеющиеся гортанным смехом, они разом поднялись из вод и полетели к востоку. Огненная дорога стелилась по волнам, тоже стремившимся вместе с хозяевами к Солнцу. Океан приподымал грудь, с любовью следя за своими душами. Тонкие и стройные, блистающие игрой мускулов… когда кто-то из них нырял, притом сразу на страшную глубину, крылья складывались и скользящее в воздухе тело можно было обвести одной сильной линией.

      – Вам следует приодеться для переговоров. – Тремя ударами хвоста вывела в небе бабушка. – Они могут смутиться.

      Это вызвало череду низкопробных шуток.

      – Мне их жаль. – Садясь на облако, сказала она так резко, что у всего клана отдалось в ушах. – Бесстыдники вы. Флинк!

      Переговоры.

      – Обращаю твоё внимание, любезная, сейчас ты увидишь главарей бандитской шайки, некогда перессорившихся со всеми вытекающими последствиями, а ныне – нежнейших друзей.

      – Вы о чём? – Влез переводчик, нервно облизывая губы. – Помощь требуется?

      Она повернула голову на высокой шее и с высоты – хотя и старалась свёртывать хвостовую часть потуже, тяжёлыми золотыми кольцами, – приветливо взглянула на него. У неё был маленький прямой нос, глаза без ресниц с лиловатой плёнкой век, косо посаженные к вискам и очень крупные, значительно крупнее, чем у него.

      – Волнуетесь?

      – Я выражала восхищение. – Ответила она и обвела маленькой ручкой позолоту зала, гармонировавшую с расцветкой её тела.

      Акцент был почти незаметен, но чувствовался скорее, как особенность произношения – отчётливого и напоминающего о прибое, о бескрайней долине океана. Иногда голос делался резче и тоньше – вот знать бы, что с этим связано, и впрямь волнуется? Не похоже. И вообще, на черта им переводчик. Он понимал, что термин, обозначающий его профессию, будет приятнее контактёрам (или дипломатам, как их послушно назвали в предварительных документах), чем совсем уже ни к селу, ни к городу – телохранитель. Достаточно взглянуть на бронированное тельце её дружка, чтобы понять кое-что. Тот, словно прочтя мысли (этого не хватало), с пугающим дружелюбием склонил массивную большую голову. Его широкий прямой нос, в профиль – как у тех молодцов на древних камеях, казалось, что-то чуял.

      Бедняга-переводчик не мог не признать, что парень не очень ему нравится. Нечто пугающее было в отсутствии волос, хотя выглядело довольно круто. Будь у парня две ноги, как полагается, ни взять, ни в морду дать – вылитый скуловорот из модного боевика. Почему-то безволосый удлинённый череп красотки ничуть не портил впечатления. Губы у неё тонковаты, зато яркие и чётко прорисованные матерью-природой. Ох, матушки, и создала же…

      Только бы она не облизывала