Бархатные коготки. Сара Уотерс

и забуду всех родных или, наоборот, потерплю неудачу и на коленях, жалкая, приползу обратно.

      Неделя пробежала быстро. По вечерам я ходила к друзьям и родственникам, чтобы попрощаться, стирала, чинила и складывала свою одежду, пересматривала мелкое имущество – что взять с собой, что оставить. В «Варьете» я побывала только однажды, вместе с родителями, которые хотели убедиться, что мисс Батлер по-прежнему разумна и добра, а также узнать новые подробности о призрачном Уолтере Блиссе.

      Мне удалось уединиться с Китти лишь на минуту, пока отец после представления беседовал с Тони и Трикки. Всю неделю я боялась, что наш субботний разговор состоялся в моем воображении, или я неправильно поняла слова Китти. Чуть ли не каждую ночь я видела себя у ее дверей, с багажом и в шляпке, и она, удивленно на меня воззрившись, хмурилась или презрительно смеялась, или я опаздывала на станцию, гналась за поездом, а Китти с мистером Блиссом глядели на меня из окна, не желая подать руку и втянуть меня внутрь… Однако тем вечером в «Варьете» Китти отвела меня в сторону, пожала мне руку и была так же добра и взволнованна, как в прошлый раз.

      – Мне пришло письмо от мистера Блисса, – сказала она. – Он нашел для нас комнаты в месте, называемом Брикстон, где, по его словам, полным-полно артистов мюзик-холла и актеров, – его даже прозвали Гримерная авеню.

      Гримерная авеню! Она мгновенно возникла у меня перед глазами – чудесная улица, устроенная как коробка с гримом; узкие золоченые дома с разноцветными крышами, наш будет под номером 3, с карминной, в цвет губ Китти, трубой!

      – Мы сядем в воскресенье на двухчасовой поезд, – продолжала она, – а на станции нас будет ждать сам мистер Блисс с каретой. Мой дебют назначен на следующий же день в «Звездном мюзик-холле», в Бермондси.

      – «Звездный», – повторила я. – Счастливое название.

      Китти улыбнулась:

      – Будем надеяться. О Нэн, давай надеяться!

      Мое последнее утро дома – как, наверное, любое последнее утро в истории – прошло печально. Мы позавтракали впятером и были довольно веселы, но в ужасной атмосфере ожидания никто не мог сосредоточиться ни на одном занятии, все только слонялись по дому и вздыхали. К одиннадцати мне стало тесно, как крысе в ящике, и я пригласила Элис прогуляться со мной на берег и подержать мои туфли и чулки, пока я в последний раз постою на мелководье. Но даже и этот маленький ритуал принес разочарование. Приложив руку ко лбу, я разглядывала сверкающую бухту, отдаленные поля и живые изгороди Шипи, низенькие смоленые крыши городских домов, мачты и краны порта и верфи. Все это было мне так же знакомо, как собственные черты, и – как свое лицо в зеркале – выглядело завораживающим и несколько унылым. Как бы внимательно я ни рассматривала это зрелище, как бы ни твердила себе, что не увижу его еще долгие месяцы, оно оставалось таким же, как прежде, и наконец я, отведя взгляд, грустно поплелась домой.

      Но дома повторилось то же самое: все, на что я смотрела и чего касалась, оказывалось не особенным,