Название | Небесная голубизна ангельских одежд |
---|---|
Автор произведения | Елена Осокина |
Жанр | Изобразительное искусство, фотография |
Серия | |
Издательство | Изобразительное искусство, фотография |
Год выпуска | 2018 |
isbn | 978-5-4448-1085-9 |
Осмотренные 7 марта 1928 г. в Государственной Третьяковской галерее ризы с икон представляют собою, по-видимому, семейный подбор и характеризуют семью, как имевшую отношение к Костроме (где сделаны некоторые из риз) и заметно обогатившуюся в 1850‐х годах, к которым относятся многие ризы, при чем однако имеются отдельные образцы более раннего времени. Ни в смысле редкости типа, ни в смысле исключительного качества работы, ризы не выделяются из среднего уровня, причем те из них, которые имеют клейма XIX века, едва ли могут получить оценку более высокую, чем на вес, но ризы с клеймами XVIII века и не имеющие клейм, как более старые, а равно те рамки, которые могут быть использованы для оправы зеркал, напр., рамка с чернью, могут быть оценены дороже, как хороший экспортный товар, а венчики с эмалью также не должны быть обращены на сплав, ибо могут быть проданы дороже в виду хорошего качества работы[308] (выделено мной. – Е. О.).
Вместе с иконами и окладами в первую группу товара, отобранного сотрудниками Третьяковской галереи на экспорт в марте 1928 года, попали и гобелены. Проводивший экспертизу Д. Д. Иванов посчитал, что они «относятся к провинциальному французскому производству XVIII века». По его мнению, стоимость гобеленов была невысока[309].
Бесстрастные строчки экспертных заключений директора Оружейной палаты Дмитрия Дмитриевича Иванова скрывают личную и профессиональную трагедию, которую в то время переживал этот человек и причиной которой стало разграбление российских музеев[310]. Дневник старейшего сотрудника Исторического музея А. В. Орешникова свидетельствует о тяжелом психологическом состоянии Иванова и о его метаниях в попытках спасти художественные ценности:
[1928 год] 11 сентября (29 августа). Заходила М. М. Постникова, смотрела икону Владимирской Божией Матери и некоторые другие; М. М. сказала, что Д. Д. Иванов стал неузнаваем: нервен, задумчив; это вчера заметил и я; он мне жаловался, что по ночам не спит, не раз повторял, что все разваливается и т. п.;
7 октября (24 сентября). Вечером пришел К. В. Крашенинников… между прочим, он рассказал о своем посещении Д. Д. Иванова, который поразил его своим растерянным видом и мрачным настроением духа.
[1929 год] 10 мая (27 апреля). …В Охотном ряду встретил Марину Михайловну Постникову, на мой вопрос о Дм. Дм. ответила, что он стал неузнаваем: раздражителен, сердит; вчера он читал в Цекубу доклад об окладе; на докладе был Н. Н. Померанцев, сказал, что характер имел антирелигиозный. Неужели Д. Д. свихнулся?!
308
ОР ГТГ. Ф. 8. IV. Оп. 1. Д. 60. Л. 9 и об.
309
Список отобранных на экспорт гобеленов см. там же. Иванов считал, что их «сюжеты относятся, вероятно, к истории Энея, судя по тому, что на одном из ковров явно изображен пожар Трои и уходящий с Анхизом Эней». По его мнению, стоимость гобеленов едва ли могла превышать 5 тыс. руб. за каждый из больших ковров и тысячу руб. за междуоконный (Там же. Л. 22).
310
Д. Д. Иванов (1879–1930) занимал пост директора Оружейной палаты с 1922 по 1929 год. Потомственный дворянин, до революции сделал блестящую карьеру юриста, став директором департамента Министерства юстиции. Уже тогда, накануне мировой бойни, его волновала судьба произведений искусства. После прихода к власти большевиков он написал в Наркомпрос и попросил дать ему работу по охране памятников искусства. Его стараниями в 1920‐е годы многие произведения были сохранены от уничтожения. Разорение музеев на нужды индустриализации, начавшееся в конце 1920‐х годов, Иванов воспринял как крушение дела своей жизни. Будучи директором одного из главных музеев страны, он не мог не быть втянутым в массовый экспорт произведений искусства, но пока были силы и воля, Иванов боролся за сохранение национального музейного достояния. Об этом см.: