Кристалл времени. Вадим Вольфович Сухачевский

ли?

      Тот с достоинством отвечал:

      – Для кого Моська, а для кого Моисей Шлёмович… А что шляпу перед тобой, пан Анджей, не снимаю – так это (уж прости) за неимением.

      Дядя Анджей усмехнулся:

      – Да твой копф прикрыть – и двух ленинских кепок, поди, не хватит. Удивляюсь я, ей-богу: с таким копфом – и в такой глуши.

      Вид у хозяина кабинета стал более миролюбивым.

      – Да вот, – сказал он, – как раз зовут на повышение. – И вздохнул: – Однако сперва парткурсы надо закончить. Маркс, Энгельс, Людвиг Фейербах и прочая премудрость, без того, сам понимаешь, сейчас нельзя. (На нас с мамой-Ксеней, присевших на стулья в глубине кабинета, он при этом не обращал никакого внимания.)

      – Гляди-ка ты! – издевательски восхитился дядя Анджей. – Выходит, без Хеербаха вашего нынче и козу не выпасешь! (При этом я душой чувствовала, что имя Людвига Фейербаха ему вполне знакомо и обидно переиначил он ее снова же лишь так, для издевки.)

      – Как был ты контрой белогвардейской, – вздохнул председатель, – так и остался, пан подпоручик… Да если б не я – шлепнули б тебя еще в тридцать девятом годе как белополяцкую сволочь.

      – Точно, шлепнули бы, – согласился дядя Анджей. – Ну а за мной следом – и тебя завместе с твоим Хеербахом сраным.

      Лысовик строго погрозил ему своим коротеньким пальчиком:

      – Ну-ну!

      Дядя Анджей, однако, уже вошел в раж, теперь его было не остановить.

      – Не нукай – не лошадь, – сказал он. – Когда у тебя в колхозе «Заря коммунизма» все свиньи чуть не передохли, – кто их тогда спас от этой чумки? А за недосдачу мяса государству – куда бы ты пошел? Ежели твой Хеербах покойник уже – вот с ним бы на том свете тогда и встретился. Что, неправду говорю?

      При этих его словах председатель с весьма грозным видом начал подниматься из-за стола. Однако тут же опустился на место, поскольку дверь открылась и в кабинет вошла дама с головой в черных завитушках, с сумочкой в руках.

      – Ривочка, ты чего? – заулыбался Мося Лысовик. – Видишь – работаю.

      Она подошла к его столу, чмокнула Мосю в лысину и сказала нежно:

      – Майне Ленинс копф. Совсем заработался. А я вот курочку тебе принесла. – С этими словами она достала из сумочки и положила на стол промасленный сверток. – Кушай. Как-никак, шабес сегодня.

      Выражение лица у председателя сменилось с благостного на сердитое.

      – Ты, Ривка, свои иудейские штучки брось! – воскликнул он. – Какой еще тебе шабес?! Я коммунист, а нынче обычная советская трудовая суббота! (Сверток, однако, по-незаметному в стол спрятал.)

      – Всё, всё, ухожу! – Она еще раз влюбленно посмотрела на него двинулась к выходу.

      – Трудовая-то она – трудовая, – произнес он ей вслед, – но по советскому закону – сокращенная. Так что часикам к шести буду.

      – Буду ждать, Мосик. – С этими словами она закрыла за собой дверь.