Кристалл времени. Вадим Вольфович Сухачевский

очень просто…

      И тут уж мое воображение разгулялось вовсю.

      Вот Анджей стоит в небольшой комнатке, облаченный в белый халат. Рядом – хозяин цирка. Смотрит на Анджея с надеждой. Тот приказывает:

      – Machen Patienten!

      Дверь открывается, и двое цирковых униформистов вносят длиннющую доску, на которой лежит непомерно длинный удав. Он вытянулся во всю свою длину, вид у него совершенно неживой.

      Доску возлагают на стол, и Анджей принимается ощупывать «пациента». Хозяин цирка взирает на это, как на некое священнодействие. Наконец Анджей заключает:

      – Alles klar. Wir werden unsere Patienten behandeln.

      У хозяина цирка только и достает сил, чтобы выдохнуть:

      – О-о-о!!!

      Анджей приказывает:

      – Geräte!

      Еще два униформиста вносят большой поднос, на котором стоят клизмы, от крохотной, до гигантской, наверно, для слона. За ними следует униформист, неся трехлитровую банку с какой-то желтой жидкостью.

      Из всех клизм Анджей выбирает среднюю, наполняет ее раствором и со словами:

      – Geduld, mein Freund Hans , – с клизмой в руках склоняется над удавом…

      Я расхохоталась:

      – И что, вылечил?

      – А то как же! – сказала мама-Ксеня. – Чтобы мой брат какую живность не вылечил, будь то хоть тварь заморская! Уже на другой день выступал этот самый Ганс в своем цирке, будто и не было с ним ничего.

      И снова для меня предстает это в живе. Ах, какие кренделя выкручивает на арене Ганс, я таких и в нашем цирке не видывала.

      Хозяин плачет, отирая лицо платком и приговаривая:

      – Ach, Hans, mein Junge, mein lieber Hans!.. – Затем поворачивается к Анджею, стоящему рядом, и со словами: – Wenn Sie wissen, Herr Doktor, haben Sie alle unserer Kultur geholfen! , – протягивает ему пачку денег, в ответ на что Анджей с усмешкой говорит:

      – Aber Sie, Herr Zirkus mit seinem hoch Hans halfen den Geist der russischen Armee zu erhöhen.

      – Армия-то тут при чем? – спросила я маму-Ксеню.

      – А при том, что уж тем же самым вечером с десяток наших пленных офицеров собралось в лучшем тамошнем ресторане…

      Опять я все вижу словно наяву. Стол заставлен всяческой снедью, офицеры без знаков различия сидят за столом, а Анджей встает, подняв рюмку.

      – За победу России! – провозглашает он.

      – За победу России! – хором отзываются остальные пленные и выпивают до дна.

      – А кто оплатил все это пиршество? – присев, спрашивает один из них.

      Анджей усмехается:

      – Кто? Господин Ганс. Не волнуйтесь, господа, он вовсе не немец. Вообще трудно сказать, к какой расе его следует отнести… Ну, еще раз за победу над немчурой!

      По залу прокатывается дружный возглас:

      – За победу России! За победу над немчурой!

      Анджей поворачивается к музыкантам:

      – Эй, нехристи! Spielen, so dass die Kronleuchter schwankte! Herr Hans zahlt für alles! За победу над немчурой!

      Громыхает разухабистая музыка считавшейся у нас до крайности неприличной песенки «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту “Жанетта” поправляла такелаж» (именно она мне почему-то, – наверно, именно ввиду своей неприличности, – в этот момент и представляется).

      Офицеры со словами: «За победу над немчурой», – снова пьют стоя.

      – «…Идут, сутулятся,

      по