Нет жизни друг без друга (сборник). Георгий Баженов

переспросил Нуйкин. Лоб его покрылся испариной.

      Екатерина Марковна кивнула: мол, понимаю, а дальше что? А, впрочем, снисходительности ради, с некоторой паузой произнесла:

      – Давно пора.

      И с нажимом добавила:

      – Я вообще не понимаю, как можно жить с такой женщиной.

      – Но я ничего не знал! – протестующе воскликнул Нуйкин.

      – Бросьте! Всё вы знали. Просто лгали себе.

      – А вы?

      – Что – я? – Екатерина Марковна окинула Нуйкина ледяным взглядом.

      – Вы разве не знали?

      – Мало ли что я знала… И потом – мне было все равно.

      – Что-то я не совсем понимаю…

      – А это и неважно – понимаете вы или нет. Вы для чего пришли сюда? Для этого?

      – Простите, – согласно закивал головой Нуйкин. – Конечно, нет, не для этого. Но, видите ли, я… в некотором роде… считаю нас собратьями по несчастью. Хотя ваше несчастье, конечно, несоизмеримо с моим. У вас умер муж.

      – Туда ему и дорога.

      Тут Нуйкин поперхнулся, так что хлеб с сыром, который он только что откусил, крупными крошками разлетелся по кухне. Екатерина Марковна проследила за траекторией крошек, спокойно произнесла:

      – Вон тряпка. – Кивок на раковину. – Убирайте сами. Не фон-барон, правильно заметили.

      Нуйкин нестерпимо покраснел; вообще в жизни он краснел часто, но тут его окатил жаром особый стыд – за свою неряшливость, бескультурье, да и стыд за унизительность своего положения тоже был. Небольшого роста, плотный, с крупными залысинами, с лицом вечно несчастного, грустного мима, Нуйкин выглядел в эти минуты довольно живописно: именно таких мужиков презирают женщины, чтобы тем самым еще больше возвыситься в собственных глазах.

      Красный, разом вспотевший, Нуйкин прошел к раковине, взял тряпку, намочил ее и, неловко приседая, кряхтя, начал то там, то сям собирать крошки на полу обширной кухни.

      Екатерина Марковна продолжала пить чай; по возрасту она, пожалуй, приходилась ровесницей Нуйкину, лет под тридцать пять обоим, но выглядела помоложе гостя, свежей, что ли, и главное – в посадке ее головы, во взгляде, в аккуратно уложенных черных волосах, в воинственности орлиного носа, в темных пронзительных и беспощадных глазах – во всем ее облике чувствовалась уверенность в себе, непреклонность и даже властность характера. Именно от таких женщин чаще всего сбегают мужья.

      – И вон там еще забыли, – как бы между прочим произнесла Екатерина Марковна.

      Нуйкин поднял на нее встревоженный взгляд, при этом умудрился покраснеть еще больше, чем прежде:

      – Где?

      – Вон, в углу, – показала она.

      В самом деле, Нуйкин увидел там крошки. Бросился собирать их. И только после того, как, кажется, собрал все до единой, промыл тряпку в раковине и развесил ее на кране сушиться.

      – Так о чем вы хотели посоветоваться со мной? – Екатерина Марковна показала Нуйкину на табуретку.

      Нуйкин покорно сел. Склонил голову. Уперся руками в колени.

      – Дело в том, что в последнее время многие отвернулись