Берлинский боксерский клуб. Роберт Шареноу

дыхание, я закашлялся. Зрители засмеялись. Франц ударил опять и теперь угодил мне в челюсть – от этого у меня, как у тряпичной куклы, мотнулась назад голова. Снова раздался смех. Ободренный, Франц несколько раз двинул меня по физиономии, целя в глаз и под скулу. Оттого, что верхняя губа поранилась о правый клык, у меня изо рта хлынула кровь – судя по веселым выкрикам, зрителей забавляло, как она капает с подбородка. От вида крови Франц еще больше осмелел и принялся пританцовывать, как настоящий боксер, подзуживая меня наконец показать, на что я способен.

      Но тут с самого верха лестничной клетки раздался голос герра Боха:

      – Эй, что там такое?

      Нас ему сверху видно не было. Герц, Юлиус и Франц испуганно переглянулись. Наступила тишина, которую нарушало только мое шумное, тяжелое дыхание.

      – Эй, там! – снова крикнул герр Бох, уже спускаясь вниз.

      К сожалению, он был одним из самых старых учителей в нашей гимназии и двигался поэтому очень медленно.

      Герц схватил меня за грудки и прошипел в ухо:

      – Ты свалился с лестницы. Понял?

      Я и рта открыть не успел, как он с силой оттолкнул меня, крепко приложив лицом к металлическим перилам. Пролетев несколько ступенек, я ничком растянулся на лестничной площадке. Оттого, что сломался один из нижних зубов – я чувствовал языком, как он шатается, – во рту у меня скопилось еще больше крови. Падение оказалось больнее, чем все вместе взятые Францевы оплеухи. Члены «Волчьей стаи» опрометью бросились мимо меня вниз по лестнице и успели скрыться за дверью, ведущей в коридор первого этажа, прежде чем герр Бох показался наконец в поле зрения.

      – Штерн! Ты там цел? – прокричал он и, увидев, в каком я положении, заспешил на помощь. – Du lieber Gott![7] Как же ты это так?

      Герр Бох протянул мне руку и помог подняться. Когда я встал на ноги, он заметил, что у меня мокрые штаны, и, принюхавшись, поморщил нос. По всему лицу у меня пульсировала боль, как если бы крошечные велосипедные насосы ритмично накачивали спрятанные под кожей такие же крошечные воздушные шарики. Сломанный зуб окончательно выпал, но я, чтобы не видел герр Бох, спрятал его под язык.

      – Что с тобой случилось? – спросил он.

      Зная, что он хорошо ко мне относится, потому что по истории я успевал лучше всех в классе, я чуть было не сказал ему правду. Но в последний момент испугался, как бы герр Бох, узнав, что я еврей, не изменил своего отношения ко мне и не начал ставить мне плохие отметки. Я же не знал, какие у него взгляды – о политике он никогда ничего не говорил.

      – Упал с лестницы, – проговорил я, с трудом шевеля распухшими губами.

      – Штерн, я слышал несколько голосов. Кто еще здесь был?

      – Просто упал с лестницы, – повторил я. – Не беспокойтесь, герр Бох, со мной все в порядке.

      Не дожидаясь продолжения расспросов, я сбежал вниз по лестнице. Я бы не очень удивился, окажись, что Герц с приятелями поджидают меня на первом этаже. Но, к счастью, вестибюль за дверью был пуст. Я вздрогнул и физически ощутил, как отступает страх. Из глубины груди у меня вырвался стон. Хотелось разрыдаться,

7

Господи ты боже мой! (нем.)