Всей землёй володеть. Олег Яковлев

Твоя княгиня ест только золотой вилкой, на чистой тарелке? Извини, немного дики и неотёсанны мои люди. Прости их.

      Сама княгиня тоже ела руками. Сок и жир текли по её перстам с розовыми накрашенными ногтями.

      К концу пира многие бароны и шляхтичи еле передвигали ноги, некоторые храпели под столами, другие, шатаясь, выходили во двор.

      Ушли, сославшись на усталость, Ратибор и многие Всеволодовы гридни. Евнух в чёрном под недовольным взглядом Гертруды юркнул в тёмный переход.

      Всеволод во время пира почти не пил. Как-то неловко чувствовал он себя в окружении этих грубых, громко чавкающих, урчащих от удовольствия мелких людишек – Гертрудиных прихлебателей, променявших прозябание в болотах Польши и лесах Саксонии на сытую киевскую жизнь в свите молодой дочери князя Мешко и немецкой принцессы Риксы. Вдруг подумалось, что и Гертруда-то, собственно, немногим отличается от них. Но сердце князя начинало учащённо биться, когда она бросала на него полные неги взгляды.

      И неважно уже было, что один из баронов позволил себе во время пира обнять Гертруду за тонкий стан, а другой – пощупать её упругую грудь, засунув руку под расстёгнутый шушун. Гертруда в ответ лишь смеялась и смотрела на Всеволода всё с бóльшим томлением. И странно: от этого она становилась для Всеволода только более желанной. Или это хмель так ударил ему в голову, или какого-нибудь любовного зелья тихонько подсыпали ему слуги княгини в золотую чашу.

      Вечерело. За окном светила луна, в избах мерцали огоньки лучин. Снегопад прекратился, стих свист ветра, лишь слышался вдали заливистый собачий лай.

      – Князь… Давай поедем кататься в возке. У тебя большой возок. Нам двоим хватит места! Постелим солому. – Гертруда засмеялась, обнажив ослепительно-белые зубы.

      Всеволод молча кивнул. Он сгорал от нетерпения, внутри него всё клокотало, бурлило от яростного неутолённого желания.

      Они шли вдвоём по двору, Гертруда вскрикивала, проваливаясь в рыхлый снег. В конце концов Всеволод подхватил её на руки и, шатаясь, тяжело дыша, – совсем не лёгкая, оказывается, ноша – княгиня киевская, – внёс её, визжащую и болтающую в воздухе ногами, в возок. Бережно усадил на солому, забрался сам, закрыв на защёлку дверь.

      – Куда поедем? – спросил он, стряхивая с кожуха и шапки снег. – Позвать возничего?

      – Давай никуда не поедем. Останемся тут. – Гертруда заговорила шёпотом. – Тут тепло. Теплей, чем в сенях… Ну, князь Хольти, я жду. Я вся перед тобой.

      Она сбросила с плеч шушун и цветастый саян[182]. Перед глазами Всеволода полыхнула в свете топящейся походной печи белая пышная грудь с округлыми сосками. Не помня себя, князь бросился в жаркие женские объятия…

      После они лежали на соломе, укрывшись медвежьими шкурами, выпуская в морозный воздух клубы пара.

      – Как сладко! – Гертруда потянулась. – Только становится холодно. Надо было идти в палату. Я испугалась евнуха. Он подозрителен, князь. Откуда ты его взял?

      – Это верный человек. Главное, повязан… кровью.

      – Какой кровью? Расскажи-ка. –

182

Саян – разновидность сарафана.