Всей землёй володеть. Олег Яковлев

отцовы слова: «Будешь ты князем великим!»

      Истлела, выгорела любовь в ярком зареве душевного пожара. Отныне, начиная с этого мгновения, с этой щели в двери, иные цели будут побуждать Всеволода, «князя Хольти», к действию, он отдастся одной, единственной на всю жизнь жажде – жажде власти и величия. Сама того не подозревая, создавала сейчас Гертруда могильщика своим близким!

      …Ростислав ушёл от неё далеко за полночь, а рано утром она услышала за окнами скрип полозьев и топот копыт. Это переяславские возки с шумом и грохотом выкатились за ворота. Сытые, накормленные кони рысью понеслись по снежной равнине.

      Задыхаясь от волнения, непричёсанная и неумытая, на ходу набрасывая на плечи шубу, бежала Гертруда по крутым ступеням крыльца, падая, спотыкаясь. Кликнула конюха, взмыла в седло, бросилась вслед уходящим в туманную февральскую даль возкам.

      Догнала у леса, резко развернула коня, крикнула возничему: «Стой!» Ворвалась, тяжело, отрывисто дыша, в возок, не обратив внимания на изумлённого Ратибора. С возмущением, размахнувшись, хлестнула десницей по роже злорадно улыбающегося евнуха.

      – Князь… Воротись… Зачем отъезжаешь?! Зачем обижаешь меня?! – выпалила она прямо в лицо Всеволоду.

      – Ратибор и ты… Выйдите! – Всеволод гневно сдвинул брови. Тёмные глаза его налились злобной яростью.

      – Ну, что тебе ещё? – мрачно спросил он Гертруду. – Не нагулялась, что ли, вчера? Шла бы тогда к Ростиславу. Или к своим баронам, ко шляхте.

      – Ты… ты не понял. Я нарочно… Хотела, чтобы ты… ревновал, – выдавила из себя Гертруда, устало рухнув на лавку.

      – Теперь это неважно. В прошлом всё, – сказал Всеволод ледяным тоном.

      Равнодушие и холод в его словах вызвали у Гертруды приступ отчаяния. Она закрыла лицо руками и с воплем повалилась на кошмы.

      – Уйди, искусительница коварная! Думаешь, не знаю я ничего? Есть люди верные. – Всеволод презрительно поморщился, словно увидел перед собой что-то грязное, отталкивающее.

      Гертруда порывисто вскочила, в ней вдруг проснулась гордость, родовая, княжеская, та, что бурлила у неё в крови. Нет, она не какая-нибудь жалкая потаскушка, она покажет этому святоше! Раз он так, то она уничтожит его!

      Она через силу, истерично, громко расхохоталась.

      – Думаешь, с тобой мне было хорошо? Да Ростислав намного сильней и приятней тебя. С ним намного лучше. Знай: он – князь, настоящий, благородный, он – рыцарь! А ты! С тобой противно, женщин ты не ценишь и не любишь! – крикнула она. – Окружил себя одними скопцами да монахами!

      – Уходи, княгиня. – Всеволод устало зевнул и перекрестил рот. – Надоела со своими криками.

      – Ну, Всеволод! – Гертруда вспыхнула. – Это неслыханно! Как ты смеешь?!

      Она сделала последнюю попытку вернуть утерянное. Снова разрыдавшись, всхлипывая, вытирая платком нос, заговорила жалобно, с мольбой:

      – Останься. Мне не надо Ростислава. Нужен только ты. Ты люб мне. С тобой спокойно.

      – Сказал уже: уйди. Оставь. Ничего уже нет, княгиня.